После беседы с Арфастом Альруна чувствовала себя уставшей, но не такой измученной, как раньше. Она удалилась в спальню, которую делила с другими девушками двора — сестрами и дочерьми воинов и прочих придворных. Эти девочки были слишком благородными, чтобы прислуживать при дворе, и жили во дворце герцога с самого детства.

В последние ночи Альруна часто ворочалась без сна, смотрела на девушек и думала, кто из них окажется достаточно глупой и наглой, чтобы попытаться забраться в постель к Ричарду. Но сегодня ее веки отяжелели и она погрузилась в глубокий сон. В его темном царстве ничто ее не тревожило.

Но к утру пришли сновидения и Альруна вновь заметалась в кровати. Мучившие ее кошмары не были связаны с терзающим ее горем, они пророчили угрозу. Вначале образы были смутными, безликими: Альруна лишь знала, что существует какая-то опасность, но не понимала, от кого она исходит и кому угрожает. А потом в ее сне появился Арфаст и, как и днем, сказал, что Бруно, архиепископ Кельна, пригласил Ричарда в Бове.

Почему это имя так пугало ее?

Ей снилось, что они с Ричардом скачут по лесу, вот только листья на деревьях — кроваво-красные и острые, как ножи. Они тихо позвякивали на ветру. Затем налетел ветер посильнее и некоторые листья сорвались с веток. Они падали на Ричарда, резали его прекрасное лицо.

О господи!

Альруна ничего не могла поделать. Ее лошадь вдруг исчезла, ноги подкосились, она кричала, но ни звука не слетало с ее уст. Железный листопад продолжался, пока деревья не остались голыми, и среди черных стволов показался Бруно Кельнский. По крайней мере Альруна думала, что это он, — на нем была красная мантия архиепископа и огромный крест на груди. И этот церковник, человек Божий, хохотал, как способен смеяться лишь дьявол.

Альруна изо всех сил старалась остановить этот смех и наконец-то смогла кричать. Она кричала, кричала, кричала, пока не проснулась. Девушка вскинулась в кровати, и кто-то толкнул ее. Она не видела, кто это сделал, да у нее и не было времени разбираться. В ночной рубашке Альруна выскочила в коридор. Тут не было ни острых листьев, ни окровавленного Ричарда, только факелы освещали ей путь да провожали изумленные взгляды стражников. Альруна никак не могла успокоиться. Она предчувствовала опасность, теперь еще сильнее, чем во сне. Опасность!

Край неба едва подернулся серой дымкой, двор еще спал. Но Альруна знала, куда бежать в столь ранний час. Ее отец, Арвид, до женитьбы был послушником в монастыре и, хотя так и не принял постриг, каждое утро молился в часовне, не оставив былую привычку. Он молился за Альруну, ее мать и двух младших сестер. Вторая дочь Матильды родилась мертвой, третья же была такой слабой, что умерла вскоре после рождения. Арвид и Матильда справились с этим горем, но не перестанут думать о сестрах Альруны до последнего вздоха.

— Отец!

Он вздрогнул, оглянулся и удивленно уставился на дочь. Она думала, что отец упрекнет ее за неподобающий вид, но на его лице читалось лишь волнение — дочке явно было холодно.

Арвид не знал, что она дрожит не от холода, а от страха.

— Отец! Что Ричард делает в Бове? Почему архиепископ Бруно позвал его туда?

В его взгляде читалось недоумение, но Арвид понимал, что дело срочное.

— Бруно — брат Герберги, — пробормотал он.

— Но Герберга Саксонская — мать короля франков!

У Альруны мурашки побежали по коже. По слухам, Герберга ненавидела Ричарда, как и всех норманнов. Ее муж был слабым королем, как и ее сын, сейчас занимавший трон Западно-Франкского королевства. Однако Лотарь мог бы укрепить свою власть, завладей он землями Ричарда.

— Но почему он принял это приглашение? — в отчаянии воскликнула она.

— Ты же знаешь, Тибо де Блуа все время нападает на наши земли, а Бруно предложил обеспечить переговоры между Ричардом и Тибо.

Тибо де Блуа по прозвищу Плут тоже ненавидел Ричарда, но больше всех его ненавидела супруга Тибо, Литгарда. Она неоднократно при свидетелях называла Ричарда бастардом, поскольку его отец Вильгельм не был женат на Спроте, его матери.

— Я не понимаю… Как Бруно связан с Плутом?

— Сейчас речь идет о пограничной области Эвре. И Ричард, и Тибо заявляют о своем праве на эти земли. И не только они. Недавно племянник Бруно, король Лотарь, тоже завел речь об этом. Возможно, они договорятся поделить регион на три части.

Церковники часто добивались мира, не забывая об интересах своих родственников, в этом не было ничего необычного, но дьявольский смех Бруно до сих пор звенел у Альруны в ушах.

— О господи, Альруна, да у тебя зубы стучат! Оденься, а еще лучше — ложись-ка ты спать.

Конечно, спать она не собиралась, но действительно стоило одеться, чтобы выполнить созревший в ее голове план. План, для успеха которого ей понадобится помощь. И отец эту помощь предоставить не сможет. Или не захочет.

Девушка молча бросилась вон из часовни. Во дворе тоже стояли стражники, но они не обратили на Альруну внимания, слишком уж им хотелось спать в этот ранний час. Девушка подбежала к одному из них.

— Арфаст! Ты наверняка знаешь, где Арфаст! Позови его, скажи, что мне нужно с ним поговорить!

Сонно мотнув головой, стражник пошел прочь. У Альруны не было времени удостовериться в том, что он выполнит ее просьбу, — она побежала одеваться.

Арфаст, милый, веселый Арфаст поможет ей! И если скакать достаточно быстро, то еще можно догнать Ричарда! А если им это не удастся, герцог умрет. Альруна была уверена в этом.

Фекан

996 год

Агнесса знала: она должна что-то предпринять, но понятия не имела, что именно. Ей хотелось просто войти в комнату и потребовать у монахов объяснений, но девочка сдержалась. Так она только предупредит их об опасности, но ничего не добьется. Они хотели лишить будущего герцога его законных земель, и вряд ли десятилетняя девочка их остановит. Нет, нужно что-то придумать. Но в голову Агнессе ничего не приходило. Сейчас она думала не столько о том, что же делать, сколько о том, почему она вообще оказалась в такой ситуации.

Господи, что же было в тех свитках, которые искали монахи? Что опасного было в этих записях о прошлом герцогини? Что за тайна могла разрушить мир Агнессы? Тайна, которую хранила герцогиня…

Сколько Агнесса себя помнила, она всегда немного побаивалась герцогиню. Не то чтобы она плохо относилась к девочке, герцогиня даже не была строга или холодна, и все же Агнессе слишком часто говорили, что герцогиня — образец для подражания для всех женщин двора, и девочке сложно было представить себе, что она — живой человек из плоти и крови, со своими слабостями и недостатками. Ее легко было уважать. Но любить? Было в этом что-то неправильное, запрещенное. Агнесса не помнила, чтобы герцогиня когда-нибудь гладила ее по голове, как любила делать бабушка, но девочка могла бы поклясться, что руки у герцогини холодные как лед. Не такие, как у мертвеца, конечно, или у больного… скорее, как у ангела. Ангелы тоже были загадочными существами, наделенными великой силой. Они тоже внушали страх. Тоже были безупречны. Их нельзя соблазнить вкусным ужином, кружкой свежего эля, мягкой постелью или теплом камина. Столь же безукоризненна была и герцогиня. Она не алкала мир ских наслаждений, говорили придворные, она стремилась к добродетели. Сдержанна, тактична, трудолюбива, мудра, наделена потрясающей памятью, талантлива в женских искусствах — вот какой была ее герцогиня. Она не проявляла чувств, заботилась о своей семье и удачно выдавала девушек замуж.