Но вот принц покосился на выходную дверь, и с обливающимся кровью сердцем господин Бреккель повел их обратно в контору. Он открыл один из несгораемых шкафов и вынул из него футляр с большим желтовато-белым камнем.

— Вот это, — сказал он, — знаменитый «Южный Крест», найденный в Южной Африке и купленный Джоном Морганом за три миллиона гульденов. Мы гранили его…

— Но ведь это только копия? — прервала она его, подняв брови.

— Да, — согласился пристыженный господин Бреккель. — Но я думал, что вас интересует, принцесса…

— Конечно! — произнесла она равнодушно. — Вы были очень любезны, господин Бреккель, и доставили нам большое удовольствие…

Никаких сомнений! Она собиралась уходить и считала этот день напрасно загубленным. В его распоряжении был еще один козырь. И то обстоятельство, что он не имел права пускать его в ход, удвоило его решимость. Он быстро стал искать что-то в шкафу, вынул четырехугольную свинцовую коробку и, выглянув предварительно в коридор, открыл ее.

— Вот, принцесса, — заговорил он почти шепотом, — вот здесь у меня кое-что, чего еще не видела ни одна женщина в Европе, и о чем когда-нибудь будут мечтать все женщины Европы.

— Что же это такое? — спросила она, улыбнувшись его красноречию.

Господин Бреккель понизил голос:

— Само собой разумеется, что я не имею права показывать этого. Это, принцесса, «Кассиопея»: камень был назван так теми, кто нашел его в Южной Африке. Это неграненый бриллиант в тысячу пятьсот каратов без единого пятнышка. Наша фирма будет гранить его. Ни у «Южного Креста», ни у других камней нет такого блеска. Но взгляните сами!

Принц и принцесса взглянули. На черном бархате, на дне ящика, покоился голубоватый камень величиной с кулак. На нем не было еще граней, но он был полон какого-то внутреннего света, в нем трепетали мистические флюиды, — это был огонь, ожидающий только лезвия гранильщика и окон граней, чтобы вырваться наружу молниями и искрами.

Принцесса глубоко вздохнула.

— Вы правы, господин Бреккель. Это действительно то, что лишит всех женщин в Европе душевного покоя, а многих из них… кое-чего другого.

Она улыбнулась, погрузив свой взор в его глаза, и господину Бреккелю трудно было решить, где больше света — в камне или в ее глазах. Он захлопнул крышку ящика, и она протянула ему руку.

— Прощайте, господин Бреккель, и благодарю вас… от всего сердца благодарю. Вы дали мне возможность пережить сильное ощущение…

Он задрожал, почувствовав пожатие ее тонких пальцев. Он был так потрясен, что даже не пошел провожать ее до двери. Но вот принц поклонился ему в дверях с добродушной улыбкой клоуна; тогда только он пришел в себя, запер ящик в шкаф, закрыл его и поспешил за ними по лестнице. На дворе он еще раз пожал ее ручку, и их автомобиль тронулся.

Гранильная фабрика Фишера не лишилась своей «Кассиопеи». Полиция в Амстердаме, установившая скорость автомобиля в двадцать пять километров в час, не очень-то охотно принимает участие в состязаниях на открытом шоссе, и поэтому она задержала автомобиль принца Караччоло — он же Йозеф Горгонзола — на углу Тольстрат. И Йозеф Горгонзола и принцесса Алиса — «Лиана» — сразу же сообразили, в чем дело, и, если бы амстердамская полиция, забыв о своей тяжеловесной дородности, не проявила ловкости и изворотливости, отряд, наверное, потерпел бы большой урон, и оставшимся в живых пришлось бы поупражняться в быстрой езде, что шло вразрез как с их принципами, так и с природными наклонностями. Сиятельная чета была схвачена прежде, чем ей удалось пустить в ход револьверы. Она шипела, точно дикая кошка, а он расточал направо и налево неаполитанские изречения, требовавшие другой публики для того, чтобы возбудить восторг и одобрение. Последним ее жестом была попытка револьверным выстрелом разбить ящик, в котором хранилась «Кассиопея»: если ей не суждено носить ее, так пусть она не достанется ни одной женщине в мире! Но как ни была она ловка, эта попытка ей тоже не удалась. В тот же вечер «Кассиопея» снова была водворена в несгораемый шкаф Фишера, а принц и принцесса в тот же самый вечер попали в почти такое же темное место заключения. «Один нешлифованный бриллиант и два отшлифованных» — вот какова была эпитафия амстердамской прессы на их подвиги.

В тот же вечер доктор Циммертюр познакомил в своем кабинете двух лиц — директора гранильной фабрики бриллиантов Фишера и человека, который три дня тому назад был найден в бессознательном состоянии на Оудерзэйдске-Ахтербургваль.

— Вот немой свидетель, — сказал доктор Циммертюр, — и если бы не он…

— То глупость Бреккеля обошлась бы нам в несколько миллионов, — проворчал директор.

— Да, но вы не должны забывать, что ему пришлось иметь дело с одним из самых ловких мошенников в Европе, — заметил доктор. — Для человека, каким-то колдовством ворующего бриллианты почти под носом у парижских ювелиров, ничего не стоит узнать, какой вид имеет известный свинцовый ящик, и в следующий раз подменить этот ящик незаметно для влюбленного молодого человека.

— Секретарь такой фирмы, как наша, не должен влюбляться, — проговорил директор. — Я не уволил Бреккеля, но секретарем он уже больше никогда не будет. Итак, вы утверждаете, что это благодаря ему, — и он указал на покладистого жильца доктора Циммертюра, — вам удалось предупредить преступление?

— Взгляните на его рисунок, — сказал доктор, — что может быть яснее? Море, волна в море и рыбак. Разве Спиноза не был гранильщиком? Разве ваша фирма не носит имя Фишера?[1]

— Гм, — пробормотал директор. — Во всяком случае ясно одно, что он был их сообщником. В противном случае он не мог бы…

— Только до известного момента, — заметил доктор. — Насколько я понимаю, он — гранильщик и они предложили ему отшлифовать бриллиант, украденный ими. Но вот в один прекрасный вечер у него с Йозефом завязывается ссора, по-видимому — из-за принцессы. В результате револьверный выстрел…

— И вы находите его и спасаете нас, — прервал его директор. — Разрешите мне теперь узнать, во что вы оцениваете вашу помощь? Вы понимаете, нет ничего такого, чего мы бы не сделали для вас.

— Сумму чека, — отвечал доктор с улыбкой, — я предоставляю определить вам самим. Если же вы желаете доставить мне удовольствие, то примите к себе на службу этого человека, когда он поправится. Ведь в конце концов только благодаря ему преступление было предупреждено. А если вы ему не доверяете, то поручите господину Бреккелю присмотреть за ним!

Когда утренние газеты оповестили о том, что барон де Ринг сформировал накануне новый кабинет министров, население страны приняло это известие с таким же спокойствием, какое сохраняют полевые цветы! Некоторые тучи приносят дождь, другие град, но все они проплывают мимо; так было, так будет до конца дней. Одни министерства выступают с программой, охраняющей государство, другие — с программой, разрушающей его, но все они потом исчезают; так было, так будет до конца дней риксдага.