Спальня опустела.

– Поединок…, – донеслось из коридора еле слышно. – Если ещё хоть раз, кто-то появится ночью на семейном этаже…

Я хмыкнула и показала Маги глазами на столик – поставить молоко туда.

– Запри дверь, – теперь можно. Засов скрипнул, и я с облегчением рухнула на пуфик у туалетного столика – пальцы в карманах тряслись, а сердце билось в горле.

Успела. Успела. Успела.

– Тряхнуло где-то в городе, – Маги пододвинула мне молоко и печенье. – Ох и забегали же оне…

Я сделала большой глоток и зажевала, чтобы перебить мерзкий вкус во рту. Стянула с плеч халат, чтобы было видно спину, и встретилась с ошеломленными глазами кухарки в зеркале.

– Намажь, не дотянусь, – синяк был на пол спины и дышать было трудно. Я подвинула к Маги маленькую баночку – руки и грудь я сама, а чтобы прошло до завтра, одних эликсиров и чар мало.

Маги набрала в грудь воздуха, сдвинула брови, уперлась руками в бока – ну чисто вторая Нэнс, но тут же сдулась. Жалость победила, негромкое квохтание и чуткие пальцы засновали по спине, принося облегчение.

– Благодарю, – я с удовольствием повела плечом – как же хорошо то, Великий. – И тут, Маги, – тюрбан сполз на пол, когда я качнула головой и неровные пряди из косы вывались вниз. Запах мокрых подпаленных волос поплыл по комнате, и даже пол фиала розового масла, которое я на себя спешно вылила – не помогло.

– Мисси, – всплеснула та руками.

– Нужно состричь сожженное, аккуратно.

– Я не умею, мисси, вот бы Нэнс…

– Нэнс нет. Маги, – я крутнулась на пуфике и просительно посмотрела на неё. Спать хотелось просто неимоверно, а мне ещё доспехи со дна купальни вылавливать и одежду доставать. – Ма-а-а-ги…

– Ой, мисси, вот доведете когда-нибудь до греха…

Маги дрогнула и осторожно, прядь за прядью начала разбирать прическу. Я немного расслабилась – аларийка не молодые служанки, на нее можно положиться.

За окном было темно, но небо уже начало по чуть-чуть светлеть по кромке – скоро заря. Керн из моего окна было не видно, но я и так знала, что там творится.

На рассвете все подношения из ящика при храме предадут очистительному огню – всё сгорит в пламени Великого. А к Серым… я пошевелила левой рукой, оценивая синяки… к Серым я теперь не имею никакого отношения.

Вообще.

Ничего личного.

Просыпаться не хотелось. Я крутилась, потягиваясь, кутала нос в одеяло и млела — давно не чувствовала себя так хорошо. Так расслабленно и спокойно. Подземелья и работа с флейтой на пределе сил, всегда оказывали такой эффект. Даже источник и тот утих — блаженство. Нега растекалась внутри и хотелось мурчать от удовольствия.

В спальне было сумрачно — Нэнс нет и некому одернуть шторы.

Нэнс. Аллари. Табор.

Настроение начало стремительно портиться. Аллари следующие в моем личном списке после Серых. «Список номер два», как у нашего припасника. В «список номер один» хотели попасть все – выудить бутылку по случаю, получить новенькие артефакты, доспехи получше, одеяла потеплее, и даже засахаренный боярышник и тот можно было выпросить.

В «список номер два» не хотел попасть никто. Писать припасник умел плохо — не хватило искры и денег, чтобы закончить школу, но легион уравнивал всех. Поэтому вместо имен он рисовал закорючки, картинки тушью. Бородатый со шрамом и три ящика рядом – это десятник из второй дивизии залез в его запасы без спроса, после этого случая положили весь десяток — им достались самые худшие, латанные-перелатанные на пять рядов доспехи. Обмундирования всегда кому-то не хватало. Центурий ел всё без соли, Сакроруму не полагались кольца, точнее были выданы, всё точно по списку, но нормально не работало ни одно. Правда, к его чести надо сказать, он никогда не вымещал злость на животных — каким бы ни был хозяин, лошадкам полагался всегда самый лучший овес и свежее сено. И рыбка. Персонально для Кис-Киса.

Твари шли отдельным пунктом в самом низу списка припасника. Но не те твари, что подземные или те, что приходят из-за Грани, нет. Твари в человеческом обличье. Припасник считал имперцев.

Хочешь получить что-то вне очереди?

Десять нашивок легионеров. Или две дознавательских. Или одна центурия. Он учитывал всё, любовно коллекционируя знаки тех, кто когда-то пришел не званным и разрушил до основания его дом. Просто потому что городок был приграничным.

Нашивки убитых тащили пачками. Я не раз и не два видела драки после боя над очередным трупом – вкусно кушать и иметь хорошие доспехи хотели все. Я меняла то, что тащил Нике. Горцев припасник не признавал в принципе, и отдельную строчку в «списке номер два» не выделил только по одной причине — всё целительское крыло пригрозило поить его просроченными эликсирами и лечить в последнюю очередь.

На нашивки имперцев играли в кости, их обменивали за услуги и долги, оставляли по наследству, если кто-то не возвращался обратно. Самый ходовой товар. Не бесполезные золотые империалы – ты же не будешь жрать золото, оно бесполезно, нет.

Ставки тоже были.

Лицо Зикерта вчера в катакомбах было юным, чумазым и пока ещё не настолько гнилым. Нужно много крови, чтобы печать вседозволенности прочертила глубокие высокомерные морщины у губ.

Нашивки Зикерта шли один к ста. За родовые гербы Квинтов вообще давали много — предателей не любил никто. Охотились за магами со всех сторон. Мы — ставили ловушки на них, они на нас. В итоге выиграет не тот, у кого больше солдат и огневой мощи. Выиграет тот, у кого останется больше Высших. Обученных тренированных боевых магов уровня трибуна.

Я подошла к окну – в утренней туманной дымке вдали белели молочные вершины Лирнейских. И где-то там — Цитадель.

Кто бы ни был вдохновителем и создателем плана переворота, нужно было признать, что этот кто-то был гением. Так филигранно рассчитать первые удары -- в столице, сравнять с землей Трибунал, разрушить Корпус и… взять Цитадель, чтобы освободить тех, кто выжил из ума окончательно и бесповоротно… Нужно быть псаковым гением, чтобы придумать и скоординировать такое.

Туалетный столик был пуст. Не было Нэнс – не было горячего чая и неизменных печенек, не было утреннего кудахтанья, которое заполняло мертвую тишину спальни, и мешало приходить тем мыслям, которые я не любила. Мыслям о прошлом.

Кольца я нанизывала по очереди, возвращая снятые ночью личные артефакты на законное место. Первое кольцо, второе. Праздник фонарей через два дня. Третье, четвертое, пятое кольцо. Поединок ровно через полдекады. Шестое, седьмое. Бум. Бада-бум.

По моим подсчётам большой бада-бум, который сотрясёт весь Предел до основания, ожидал нас ровно через семь дней, если я не ошиблась в расчётах.

Статуэтка Немеса сыто подмигивал красными камнями глазок – три трофейных вчерашних артефакта свисали с клыков – я выполнила свое обещание.