– Можно подумать, брат Олбан, что вам известно, кто убил этих несчастных женщин, – холодно проронил Бартоломью, которому подобный разговор был вовсе не по нраву.

Он налил на ладонь еще немного масла и вновь принялся втирать его в сустав больного.

– Ну, уж вы скажете, доктор, – хмыкнул старый монах. – Нет, про убийцу я ничего не знаю. Но будь я так же молод и силен, как вы, я быстренько сумел бы его отыскать.

– Любопытно. И как бы вы это сделали? – спросил Бартоломью, движимый исключительно желанием отвлечь старика от излишне красочных описаний убитых девушек. На дельный ответ он не рассчитывал.

– Я бы отправился в церковь Святого Иоанна Захарии или в церковь Всех Святых, что рядом с замком, и разузнал бы там все, что мне надо, – сообщил брат Олбан, устремив на Бартоломью пронзительный взгляд темных глаз.

– Почему именно в эти церкви? – уточнил недоумевающий Бартоломью. – Какое отношение они имеют к убийствам?

Старик испустил сокрушенный вздох и посмотрел на Бартоломью пренебрежительно, словно на нерадивого студента.

– Дело в том, что в этих церквях более не служат Господу, – важно изрек он.

Вследствие чумы многие церкви лишились значительной части прихожан и не соответствовали более своему предназначению. Одни были разрушены и разобраны на камни, другие стояли запертыми в ожидании дня, когда в них вновь начнут служить мессу. Среди этих последних были и упомянутые Олбаном церковь Святого Иоанна Захарии и церковь Всех Святых у замка. В той части города, что к северу от реки, поблизости от замка, чума произвела особенно страшные опустошения. Все население этого бедного квартала вымерло почти без остатка. По распоряжению Бартоломью жалкие лачуги, ставшие источником заразы, были сожжены дотла. По городу ходили слухи, что в окрестностях церкви Всех Святых водятся привидения, и люди избегали этих мест.

– Ну, и что с того? – рассеянно спросил Бартоломью, все внимание которого по-прежнему поглощала рука пациента.

– Вы что же, ничего не знаете? – В голосе брата Олбана теперь слышались нотки откровенного превосходства.

Бартоломью меж тем перевязал локоть старика.

– Я вижу явный сдвиг к лучшему, – удовлетворенно заметил он. Действительно, рука старика, которая неделю назад почти не сгибалась, теперь стала намного подвижнее. Впрочем, разговор об убийствах занимал брата Олбана куда больше, чем беседа о его хворях.

– Ныне те церкви служат пристанищем дьявола, – убежденно провозгласил он. – И уж, конечно, врагу рода человеческого известно, кто убил потаскух!

– Так по-вашему, это происки дьявола, – разочарованно протянул Бартоломью. – Люди слишком часто списывают на козни нечистого собственные преступления!

– Я говорю о черной магии, Мэттью, – нетерпеливо перебил его Олбан. – В обеих церквях ныне справляются колдовские ритуалы. Полагаю, как и во многих других. Вы сами прекрасно знаете, что послужило этому причиной. Люди более не понимают, зачем им молиться Господу, который не пожелал защитить от чумы их родных и близких. И души их, исполненные горечи и отчаяния, обратились к извечному сопернику Всевышнего. Чума отступила, но страсть к черной магии и колдовству отравила всю страну. Убийство трех потаскух – лишь одно из проявлений страшного недуга, поразившего человечество.

Бартоломью закончил лечебные процедуры и с облегчением распрощался со стариком, который изрядно утомил его досужей болтовней. Бесспорно, увлечение черной магией, охватившее Англию, не было для доктора тайной, но прежде он не задумывался о причинах этого явления. Брат Майкл несколько раз упомянул, что колдуны и маги ныне плодятся, как поганые грибы. Как-то вечером колдовство стало предметом жарких споров между францисканцами. Но Бартоломью и думать не думал, что опасное поветрие уже добралось до Кембриджа. Меж тем в словах старого монаха наверняка содержалась доля истины: Бартоломью имел немало случаев убедиться, что брат Олбан никогда не строит своих предположений на пустом месте. Бартоломью решил расспросить Кинрика, хорошо осведомленного обо всех городских пересудах. Если валлийцу известно о существовании черных магов, необходимо поговорить с шерифом Талейтом. Возможно, шерифу и в самом деле надо обратить пристальное внимание на церкви Святого Иоанна Захарии и Всех Святых у замка.

Майкл уже ждал Бартоломью у ворот. Вместе они направились к церкви Святой Марии, где намеревались побеседовать с клерками. Солнце припекало немилосердно. Бартоломью снял свою черную мантию и сложил ее в сумку. Он знал, что подобная вольность может обернуться штрафом. Впрочем, разгуливая в штанах и легкой рубашке, Бартоломью ощущал такое удовольствие, что готов был за него заплатить. Брат Майкл, совсем запарившийся в тяжелой сутане, взирал на друга с откровенной завистью.

Войдя в церковь, они увидали, что тело мертвого монаха уже перенесли в часовню Пресвятой Девы. Бартоломью приблизился к нему и вновь осмотрел крошечный порез на ладони, послуживший причиной смерти. Майкл меж тем отыскал служку, который запирал церковь минувшим вечером. То был тщедушный человечек с острым мышиным личиком и бегающими маленькими глазками. Ему явно было не по себе. Он пытался смотреть на Бартоломью, однако глаза его то и дело устремлялись к часовне, где лежал покойник.

– В котором часу вы вчера запирали церковь? – мягко спросил Бартоломью.

Служка лишь судорожно перевел дух. Он был так напуган, что не мог произнести ни слова.

– Давай говори, приятель, – возвысил голос Майкл, не отличавшийся излишней терпеливостью. – Мы не можем торчать здесь целый день.

У служки задрожали колени, он медленно сполз вдоль колонны и сжался в комочек на полу, затравленно озираясь по сторонам. Бартоломью склонился над ним.

– Вам нечего бояться, – произнес он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно убедительнее. – Попытайтесь вспомнить, в котором часу вы заперли вчера церковь. Это очень важно.

Служка схватил его за рукав, притянул к себе и приблизился губами к его уху.

– В сумерках, – едва слышно прошептал он, не сводя глаз с внушительной фигуры Майкла.

Майкл возвел глаза к небесам, словно призывая их в свидетели своей кротости, и направился на поиски клерков, оставив Бартоломью наедине с робким служкой.

– Я запер церковь в сумерки, – повторил служка, с облегчением глядя в спину удалявшегося Майкла. – Перед тем как запереть ее, я загасил все свечи и посмотрел, плотно ли заперты щеколды на окнах. Потом я проверил, заперта ли дверь в башню. Я всегда так делаю. И только после этого…

– А как именно вы проверили, заперта ли дверь в башню? – перебил Бартоломью.

Служка сделал руками движение, показывая, что он как следует тряхнул дверь.

– Потом я удостоверился, что в алтаре горит свет, и только после этого вышел. Запер входную дверь и отдал ключи отцу Катберту.

– А почему отец Катберт не запирает церковь сам? – осведомился Бартоломью.