Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Яркий свет говоришь…
— Да. Но, боюсь, это выяснять все пустое. Вряд ли нам тут даже священники многоопытные помогут. Давай с другой стороны на этот вопрос посмотрим.
— Это с какой же?
— Я сделал что-то, что шло во вред моему отцу или державе? Может быть церковь как-то обижаю? В моих поступках есть хоть что-то, что можно было бы мне предъявить как дурное?
— Ты назвал мать безмозглой курицей.
— Разве что. Но у меня безумно болела голова и я не мог слушать ее кудахтанье. Мне казалось, что еще немного и я умру прямо там.
— Кроме того, ты потребовал показать тебе прелюбодеяние. — улыбнувшись, сказал Ромодановский.
— И дать возможность его пощупать, — добавил Алексей невозмутимо. — Но разве это что-то дурное? Сие есть процесс познания.
— Ты ведь знал, что это такое.
— Только понаслышке. А в таких делах с грехом нужно знакомится на ощупь. Да и остановить эту пустую перепалку баб нужно было как-то. Смущение для того отменный выбор.
Федор Юрьевич покивал, улыбаясь. Его эта выходка тогда изрядно позабавила. Да ее, пожалуй, вся Москва смаковала. После чего немного подумал, опять же глядя царевичу прямо в глаза и спросил:
— Ты сам-то что думаешь с тобой произошло? Может мысли есть?
— Я думаю, что я просто повзрослел, — пожав плечами ответил царевич. — Умом, но не телом.
— И все?
— Как будто меня это самого радует? — раздраженно фыркнул Алексей. — Это ведь выходит наказание за мои старые проказы. Меня взяли и детства лишили. Ты понимаешь? Раз и все. Обидно…
Дальнейший разговор довольно быстро сошел на нет. Все что желал Федор Юрьевич выяснил. Точнее понял, что ничего тут не ясно и дело темное. И тут с нахрапа ничего не порешать.
— Дивный мальчик. — произнес он Наталье Алексеевны, когда она вышла его провожать.
— Ты МНЕ это говоришь? — вполне искренне удивилась сестра царя. — Он у меня уже несколько месяцев живет.
— Лешка сильно изменился…
— Ну слава Богу! Я-то давно уверилась в том, что он — это он. И просто наслаждаюсь моментом. Он стал интересен.
— Что же с ним произошло?
— А не все ли равно? Это Алексей, сын моего брата? Да. Он стал лучше, чем раньше? Да. Так чего же тебе еще надо?
— Ты баба и не понимаешь… — покачал головой Ромодановский. — Тут разобраться надо.
— А если это не нашего ума дело? — скосилась она глазами вверх и перекрестилась. — Не думаешь навлечь на себя гнев небес? Там тебе твою разбиралку могут и открутить.
— А если это не их дела?
— А есть признаки?
— Нет.
— Ну вот и не морочь голову. Леша как-то сказал очень забавную пословицу. Никогда не спорь с дураком, потому что опустишься на его уровень и там он тебя задавит опытом.
— Так и сказал? — смешливо фыркнул Ромодановский.
— Да. Уже и не припомню к чему. Это я зачем тебе говорю? Мнится мне, что ты слишком увлекся слухами, которые про него воры всякие распускают.
— Воры значит? Про Милославских не думаешь?
— Я полагаю Леша слишком резок в суждениях. Но да — про них первые мысли. Впрочем, так или иначе, все эти дурные слухи нужно гасить. Кроме вреда они ничего не несут. А разбираться станем по ходу дела. Он мал. На виду. Ежели какие пакости станет делать — сразу заметим.
— Ой ли? — усмехнулся Федор Юрьевич.
— По нему видно — ум вроде как повзрослел, но жизни не знает. И многого не замечает. Так что я верю в его слова. Очень похоже на то.
— Так ты подслушивала?
— Разумеется, — максимально обаятельно улыбнулась Наталья Алексеевна. — Прости, но я несу личную ответственность за племянника и оставить вас совсем наедине не могла. Брат мне потом не просил бы, если что-то случилось.
— Ты мне не доверяешь?
— Ты был очень недобро настроен.
— Не выспался…
Глава 8
1696 год, июнь, 16. Москва
Алексей сидел в мастерской и степенно беседовал с мастером. Кузнецом, которого он выбрал себе в помощники для проведения учебных опытов. Отказать тот не мог, да и не пытался, ибо и плата достойная, и статус интересный, и вероятно будущее неплохое. Все-таки войти в достаточно близкое окружение наследника престола дорогого стоит. Оттого он очень серьезно относился ко своим обязанностям. Да и малец оказался на редкость толковый — с ним было приятно работать. Если, конечно, привыкнуть к его странностям…
Распахнулась дверь.
Послышались шаги.
Царевич обернулся и ахнул.
Перед ним стояла тетя и мама, наряженные в немецкие платья.
— Ого! — воскликнул парень. Вот чего-чего, а подобного поворота он не ожидал.
— Ты удивлен? — мягко улыбнувшись спросила мама.
— Я думал, что ты не решишься. Неужели ты так хочешь, чтобы я вернулся домой?
— Я хочу, чтобы ты меня простил.
— На что только люди не пойдут, чтобы попытаться провести обряд изгнания нечистой силы, — покачал головой Алексей, со скептической усмешкой на губах.
— Федор Юрьевич пообещал тем, кто это сделает самих прогнать через духовное очищение, подвесив предварительно на дыбе. Для просветления ума. Потому как сие есть измена царю и поругание церкви. Патриарх же к тому добавил, что предаст таких ослушников еще и анафеме.
— Неожиданно…
— Так что теперь можешь этого не опасаться.
— Да я как бы сам предлагал провести этот обряд, чтобы из горячих голов ушли дурные мысли. Чего мне его опасаться? Разве что эти самые головы решат увлечься и искалечат меня или даже убьют. Но вроде родичи. Совсем безумствовать не должны.
— Как ты видишь — он охладил горячие головы.
— Да уж… Он умеет. А я гадал, откуда по кабакам такие слухи пошли… — покачал головой Алексей. — Тогда я не понимаю, зачем это тебе.
— Ты не веришь в мое желание примириться?
— Мы с тобой не ругались, мам. Но как ты понимаешь, я хочу пожить тут пока отец не вернется.
— Я ничуть не против, — грустно произнесла царица. — Я сама им теперь не доверяю. А это… — жестом она указала на немецкое платье, в которое была облачена, — ты разве отказываешься от прогулки?
— Почему же? Нет. В любом случае нам обоим она пойдет на пользу. — произнес царевич и задумался.
В принципе поступок матери был понятен.
Смена тактики.
Видимо Ромодановский действительно от души припугнул Лопухиных. Настолько, что они санкционировали подобную выходку. Потому как иначе появление царицы в таком виде и не назвать. Только выходка это была явна направлена не на него, а на отца. Чтобы хоть как-то смазать последствия.
Евдокия Федоровна не была сильно умной женщиной. Отнюдь. Хоть и