— Поехали.

— Тогда ступай к себе. Тебе там тоже немецкое платье приготовили.

— И мне?

— А ты думал? Только нам ряженными ходить?

Алексей пожал плечами и быстро удалился. А женщины еще некоторое время пробыли в мастерской.

— Каково… — покачала головой Евдокий Федоровна.

— Я же говорю — светлая голова. Сама видишь. Ха! Прялка для взбивания молока в пену. Это надо же было удумать!

— Да… да… — покивала головой царица. — Дивно.

А потом, когда мастеровой вышел, повинуюсь ее жесту, Наталья Алексеевна к Евдокии придвинулась и тихим шепотом спросила:

— Твои что-то задумали?

— Не ведаю. Сама знаешь — ругалась я с ними сильно. Они мне в вину ставили, что это де я разболтала про отчитку ради изгнания бесов.

— Да о том вся Москва знает и потешается над ними. О том, кто все разболтал по пьяни всем и так известно. Он ведь больше всех и бесновался на потеху слухам. — смешливо фыркнула Наталья. — Но скажи — это ведь они тебе дозволили так вырядится?

— Они промолчали. — несколько скованно ответила царица.

— Так уж и промолчали? Впрочем, не важно. — ответила сестра царя и вышла из мастерской, показывая, что приватный разговор закончен. Не удалось у нее вытащить Евдокию на доверительную откровенность.

Ну и ладно.

Не беда…

Уже через полчаса они втроем катились в сторону Кукуя. В сопровождении небольшого эскорта, разумеется. И пока они ехали по обычной Москва царица испытывала явный дискомфорт, ловя на себе разные взгляды. В том числе и недобрые. Хотя было видно — их не так чтобы и узнают.

Евдокия слишком редко куда-то выходила, чтобы простые жители столицы знали ее в лицо. Только аристократы, да и то не все.

Наталью знало больше людей. Но обычно по Москве она в немецком платье не каталась. Так что ее тоже не узнавали. И в глазах большинства прохожих казалось, что они видят двух «баб кукуйских», которых сестра царя привечает, ведь ехали они в узнаваемом «тарантасе», да и лошади с характерным убранством тоже за глаз цеплялись.

На мальчика же в немецком платье вообще никто внимания не обращал. Ну мальчик и мальчик. Уж кого, а Алексея Петровича москвичи в лицо вообще не знали. С этим дела обстояли даже хуже, чем с его мамой.

Так и ехали.

Евдокия Федоровна с трудом сдерживалась от желания поежиться, насколько некомфортно ей было. И стыдно что ли. Слишком сильно бросалось отличие в одежде. А она в те годы выступала важным психологическим маркером — свой-чужой.

Все поменялось, когда они въехали в Немецкую слободу.

Здесь люди эти двух дам с ребенком встречали куда приятнее. Обозначали поклон, здороваясь. Кто-то даже шляпу снимал, узнав сестру царя. Она ведь сюда наведывалась и не раз. Да и вообще поглядывали благожелательно и любопытно. Дорогие лошади и небедная «повозка» рекомендовали их отлично.

Подъехали к дому Лефорта.

Того дома не имелось. Он вместе с царем был в походе. А вот его супруга — Елизавета — хорошая знакомая сестры Петра Алексеевича, вполне. К ней Наталья и направлялась.

И надо же такому случиться, что буквально в дверях они столкнулись с Анной Монс. Как позже выяснилось Елизавета заметила подъезд Натальи в окошко и догадалась кто с ней прибыл. Оттого и постаралась поскорее распрощаться с Анной. Чтобы чего дурного не произошло. Но не успела.

Та помедлила.

А когда стала уходить…

— Наталья? — удивленно вскинув брови спросила Анна, встретив сестру царя в дверях. — Давно тебя не видела. Очень рада. Все ли ладно? Не хворала ли?

— Все хорошо, милая. — вежливо ответила Наталья своей шапочной подруге. Завязывать долгую беседую она не хотела. Да и вообще с трудом сдержала бледность и испуг. Встреча жены и любовницы вряд ли могла закончится чем-то хорошим. Спасало ситуацию только то, что ни Анна Евдокию не знала в лицо, ни наоборот. — Я к Елизавете по важному делу.

— О! Конечно-конечно, — ответила любовница и отступила, пропуская гостей. На Евдокию она глянула вскользь. Незнакомое лицо. И ей в общем-то знакомиться не хотелось. А вот мальчика заметила. — О-ля-ля! Это же Алексей?

— Да, — вымученно улыбнулась Наталья, понимая, что сейчас что-то случиться.

— И как эта мегера его сюда отпустила? — произнесла она по-немецкий, благоразумно полагая, что мальчику лучше не говорить такие дурные слова о матери.

— Мегера? Ты имеешь в виду мою маму? — спросил Алексей, но уже по-русски. Такие простые фразы на немецком он уже вполне уверенно разумел. А потом указав пальцем на Евдокию и уточнил. — Вот ее?

Анна Монс побледнела.

Евдокия же прямо позеленела. Губы ее сжали в узкую линию. Глаза прищурились. И вообще все говорило о стремительно надвигающейся буре.

— О! — воскликнула Елизавета Лефорт, поспешив в этот закипающий клубок змей. — Прошу. Проходите. Что вы стоите в дверях?

— Мам, мы тут инкогнито. Это порождает некоторые неловкости. Я хотел бы, конечно, посмотреть драку дворовых кошек, таскающих друг друга за косы. Это, как минимум, весело. Но, надеюсь, ты сохранишь чувство собственного достоинства.

— Ты прав, сынок, — дрожащим от злости голосом ответила царица.

После чего молча развернулась и вышла.

Села в экипаж сестры царя, который так и стоял еще у крыльца, и уехала.

— Это было неосмотрительно. — холодно заметил Алексей Анне. — Глупо так подставлять Франца оскорбляя в его доме в присутствии незнакомых лиц жену царя.

Анна промолчала, стоя бледная как полотно.

— Отец это, скорее всего простит. Если, конечно, никто из присутствующих болтать не станет. И слуг, что это подслушали, урезонит. Но если бы были гости, он был бы вынужден реагировать. В конце концов это публичное оскорбление царского величия.

— Я… я ничего подобного не хотела.

— Не хотела бы не сказала, — пожав плечами заметил Алексей, а потом обратившись к тете добавил. — Нам, пожалуй, пора. Оставаясь тут в текущей ситуации, мы негласно поддерживаем слова этой женщины. Что ни есть хорошо. Потому как слуги ей-ей проболтаются. Одна беда — экипажа у нас больше нет.

— Я немедленно велю заложить свой. — вмешалась Елизавета Лефорт, также довольно бледная и явно раздосадованная ситуацией.

Завертелось.

Анна Монс тихонько выскочила на улицу, буквально испарившись. А жена Франца все то время, что ее конюхи запрягали лошадей, кудахтала рядом с гостями, убеждая, что это все случайность.

— Ты смотри за тем, чтобы Федор Юрьевич не прознал… — напоследок буркнул Алексей. Уже из экипажа, так как Елизавета вышла их провожать.

Но он прознал.

И уже вечером был в гостях у Натальи Алексеевны.

— Что там произошло? — спросил он у царевича, отведя его в сторонку.

— Нелепая случайность. Но обидная.