Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или двенадцать…
Разумеется, всё это были только примерные цифры; удача и небесная воля играли важнейшую роль в таких вопросах. Если у Сима Фэя появится мудрый учитель, который тренирует похожую технику, или ещё один Осколок небесной мудрости, элементом которого будет Металл, его прогресс станет в десятки раз быстрее… Но пока он бы просто «умеренным».
Кроме этого в Кодексе Стража Поднебесной расписывалась телесная техника, но для культивации последней, как обычно, требовалось соблюсти несколько условий. Самым главным из них было найти как можно более крепкий металл. Качество материала определяло силу воина после освоения техники. Можно было использовать обыкновенное железо, но Сима не хотел ограничивать свою потенциальную силу и собирался поискать крепкий материал в Небесных заводях.
Его настоящим, полноценным козырем была Трансформация Ян. Благодаря достижению 99% Трансформации тела, Ци в его Центральном меридиане струилось намного быстрее. Поэтому скорость его культивации была выше, нежели полагалось с его первоначальным талантом, и ещё он мог справиться с двумя или тремя противниками на своём этапе.
На этом всё.
Сима был крепким, талантливым воином; если бы он успел перейти на Небесную страту, то запросто вошёл в пятёрку сильнейших среди юного поколения города Чистого Неба.
И всё-таки он был не гениальным. Нет, настоящим гением была…
— Лу Инь, — сказал Сима.
— Ах? — пришла в себя девушка.
Он наклонился и прошептал ей пару слов.
Девушка удивилась, затем решительно кивнула.
— Выбрали? — спросил Дун Цзи, подгоняя, как он считал, испуганную пару. — Опять же, наши воины довольно сильны, а потому я бы советовал вам…
— Выбрали, — сказал Сима.
Немедленно повисло напряжение.
— И кого же?
— Эм, — проговорила Лу Инь, неловко показывая на него пальцем, — вас…
— Хм?
Дун Цзи удивлённо вскинул брови. Остальные воины тоже растерялись, а затем единовременно решили, что эти двое были сумасшедшими. Неужели они до сих пор не понимали, кто такой был «Чёрный дракон», величайший гений Чистого Неба? В дремучих провинциях все были такими идиотами?
Юный волк громко рассмеялся.
Дун Цзи тоже пришёл в себя и улыбнулся. Он планировал, что сперва они, испугавшись, попробуют вызвать слабого воина (и потому намеренно привёл нескольких на Первой страте, с которыми, уж, наверное, должны были справиться даже эти деревенщины), чтобы у него появилось оправдание, почему он, будучи на пике Истинного Ци, тоже бросил им вызов… Но так даже лучше.
Раз они сами нарываются… Пускай.
Дун Цзи улыбнулся Юному волку, как бы извиняясь за то, что забрал его добычу, а затем сказал:
— Вызов принят.
После этого соперники встали в десяти метрах друг от друга на открытой площадке, на которую были направлены мириады глаз.
— Не запачкайте своё платье, юная дама, — с улыбкой сказал Дун Цзи.
По собранию прокатился хохот.
Лу Инь покраснела, затем помотала головой и крепче схватилась за рукоять своего меча; Дун Цзи принял боевую стойку, выставил руки и вдруг, точно молния, бросился вперёд…
Глава 18
«Его» пробуждение
За несколько секунд до начала схватки Сима вдруг почувствовал страшную тревогу; он знал, что за битвой, по словам Гинь, наблюдала Хэнь Фяо, которая, возможно, вмешается по приказу Посланницы, и всё равно его снедало беспокойство.
Всё же противник считался величайшим дарованием великого города Чистого Неба, и хотя за последние несколько месяцев Лу Инь стала намного сильнее, Сима не мог в точности определить её силу относительно прочих воинов этого мира.
Время от времени её успехи комментировала Цзинь Суаньмо, но замечания Посланницы всегда были сдержанными. Лишь единственный раз она действительно похвалила Лу Инь, когда Сима впервые показал ей таинственную гарду; девушка тогда погрузилась в медитацию, которая продолжалась целые сутки и по завершению которой лазурное сияние её клинка стало в несколько раз более интенсивным.
И потому: тревога.
Тревога и назойливые воспоминания о том, как Лу Инь, истекая кровью, свалилась на колени посреди арены.
Её «смерть» продолжалась совсем недолго: почти сразу наступило перерождение, и тем не менее Сима только сейчас впервые ощутил всю глубины той раны, бездны, которую эти чёрные мгновения оставили на его сердце.
Он испытывал страх.
Страх за неё.
Но почему?
Нет, разумеется ему следовало волноваться за Лу Инь: он приложил огромные усилия для её развития. От неё зависел его собственный успех, его жизнь; к самой девочке он тоже, в некотором смысле, привык и не хотел, чтобы с ней случилось ничего дурного… И всё равно его страх был, пожалуй, чрезмерным. Ему всё ещё нужно было использовать Лу Инь, а для этого, иной раз, следовало идти на риск.
Сима Фэй раздражённо (и нервно) цокнул языком, наблюдая, как Лу Инь и Дун Цзи стали друг против друга посреди просторной улицы, с обеих сторон которой толпились орды зрителей.
Наверное, ему всё же стоит призвать свои куклы. Да, это было рискованно, так как их могли раскрыть, но этот риск был намного более предпочтительным. И вот, когда он уже собирался принять решение, Дун Цзи бросился вперёд, а Лу Инь выхватила меч, в голове Сима Фэя раздался ехидный голос:
«Хе. Проснулся».
В следующее мгновение задрожала земля. Прямо как во время прошлого землетрясения, только теперь тряска была сильнее и стремительно набирало ещё большую мощь. Дун Цзи, который мчался на Лу Инь, резко остановился и замер на месте; остальные воины напряглись; простые люди закричали и стали падать на землю. Грохот становился всё сильнее, вселяя бесконечный ужас в сердца горожан, а затем неожиданно прервался. Тем не менее жители города не успели перевести дыхание, как вдруг с крыш, на которых стояли зеваки, стали раздаваться удивлённые крики:
— Смотрите! На востоке!
— Ч-что это⁈
Все повернулись и увидели, как среди песчаных дюн на фоне голубого неба разрастается фасад огромного храма. Последний напоминал великана, который вытягивал свою массивную угловатую голову и разливал по краям песчаные водопады. Простые люди смотрели на происходящее потерянными, заворожёнными глазами, но ещё большее удивление испытывали сильные воины…
Верховный старейшина, который стоял на самом высоком этаже своего дворца, застеленного коврами, на которых стояли вазы с редкими травами, мрачно нахмурился, потирая свою золотистую бороду.
Глаза