Она оглянулась и посмотрела на заднее сиденье, на котором лежал маленький букетик. Внезапно он показался Кейти слишком скромным для могилы ее родителей, и она решила купить венок.

Кейти не была на могиле родителей уже полгода. Она могла придумать для себя очень много оправданий, однако на самом деле у нее просто не было желания сюда идти. Кейти не хотелось помнить мертвых отца и мать в деревянных гробах, знать, что они разлагаются под землей. Для нее они по-прежнему оставались живыми. Кейти часто вспоминала фразу, которую вычитала в какой-то книге в детстве: «Ничто никогда на самом деле не умирает. Все это остается очень живым — в нашей памяти».

Кроме любви. Любовь может умереть.

Кейти не хотела думать об этом сейчас. Она открыла свою сумочку, вытащила оттуда две фотокарточки и, держа их в руке, смотрела на нечеткие изображения. Отец и мать. Фотография отца была очень старой, потрепанной по краям, пожелтевшей от времени, а карточка матери по-прежнему оставалась новой.

Маргарет Чайлдс умерла полтора года назад. Не было никакой причины, никакой болезни. Она просто легла спать и больше не проснулась. Джимми, отец Кейти, умер семнадцать лет назад, спустя год после того, как дочь вышла замуж за Роберта. Джимми всю жизнь был курильщиком, и третий сердечный приступ наконец доконал его.

Неожиданный стук в окно заставил Кейти подскочить. Она открыла дверцу.

— Господи Иисусе, ты меня едва не убила!

— Хорошо. Ты как раз в нужном месте!

Лучезарно улыбаясь, Шейла Чайлдс, младшая сестра Кейти, наклонилась в автомобиль и поцеловала ее, наполнив салон холодным воздухом и немного горьковатым запахом духов с ароматом цитрусовых. Увидев, что Кейти рассматривает фотокарточки родителей, она посерьезнела и взяла фото отца из рук сестры.

— А я как раз о нем думала. Не могла найти фотографию. — Шейла вернула карточку Кейти.

Кейти убрала фотографии в сумочку и вышла из автомобиля.

— Я тоже о нем много думаю, — сказал она.

Кейти открыла дверцу и забрала с заднего сиденья маленький букетик.

Обе сестры взялись за руки и пошли по дороге. Они совсем не были похожи друг на друга: Шейла Чайлдс была выше Кейти по крайней мере на три дюйма и тоньше в костях. Кроме того, в зависимости от времени года цвет волос у нее менялся. Однако в последнее время Шейла решила вернуться к естественному цвету — темно-рыжий с золотистыми прядями, который еще больше подчеркивал безупречную красоту ее лица.

На Кейти были ее элегантное черное кожаное пальто, черные брюки и черные ботинки, а на Шейле — короткое кремовое пальто и сапожки на невозможно высоких каблуках.

Они почти прошли за ворота, когда Кейти вспомнила, что не купила венок, как собиралась. Но сейчас это для нее не имело особого значения.

Найдя нужную дорожку, они пошли по ней. Воздух был совершенно прозрачен, и хотя зимнее солнце почти не давало тепла, оно причудливым образом осветило потрескавшиеся плиты и старые деревья, так что они стали казаться какими-то искусственными.

Две женщины шли в тишине, поворачивая направо и вниз, в самый центр старого кладбища. Малиновка прыгнула на тропинку перед ними, затем, увидев людей, взлетела. Шейла, повернув голову, долго наблюдала за ее полетом.

— Здесь все такое мирное, — сказала она. — Мне тут так нравится.

Кейти удивленно посмотрела на нее.

— Тебе тут нравится?

— Всегда нравилось. Помнишь те воскресенья, когда мы были совсем девочками, а мама и папа брали нас сюда с собой, чтобы убрать могилы?

— Я только что думала об этом. Терпеть не могла эти походы.

— А мне они нравились. Нравились мир и спокойствие, которые всегда царят в этом месте. Мне кажется, что как бы ни было жарко в городе, здесь всегда намного прохладнее.

Она схватила руку сестры и остановилась.

— Послушай!

Кейти остановилась.

— Зачем? Я ничего не слышу.

— Точно, — улыбнулась Шейла. — Услышать может только тот, кто любит это место.

— Ты всегда была чересчур склонна к мистике.

Пройдя мимо склепов, женщины повернули налево. Могилы здесь были очень старыми, некоторые — почти древними и заброшенными.

— Так ты скажешь наконец, для чего ты вызвала меня сюда? — спросила Шейла. — Мне слишком редко звонит моя любимая сестра.

— Хорошо, что ты так сказала — «любимая сестра». Твоя старшая сестра спрашивала о тебе вчера вечером.

— А что?

— Интересовалась, встречаешься ли ты с кем-нибудь.

— Скажи ей, что если она хочет узнать, пусть возьмет телефон, позвонит и спросит, — отрезала Шейла. — В конце концов она мне не мать.

Затем улыбнулась:

— Хотя, наверное, она думает иначе.

— Если тебя это утешит, меня она тоже постоянно учит. Ты приедешь к ней в день святого Стефана?

— Может быть. Я еще не решила.

— Ты могла бы потрясти ее и прийти туда со своим новым бойфрендом.

— Да уж. Она действительно будет потрясена. Но даже если я решу пойти — если решу, — то не возьму Аллена с собой.

— Значит, его зовут Алленом…

— Я же тебе говорила.

— Нет, не говорила. Ты что-то с ним уж очень скрытничаешь. Я даже начала думать, что, возможно, с ним что-то не то.

— С ним все нормально. Он прекрасен!

— Последний тоже был прекрасным. И предпоследний. Даже тот, со смешным глазом, и то был прекрасен, — напомнила Кейти.

Шейла рассмеялась, и ее смех эхом прокатился по всему кладбищу. Пара ворон, сидящих неподалеку, возмущенно каркнули, выразив свое недовольство тем, что их потревожили, и взлетели ввысь.

— Возможно, он не был так прекрасен, каким мне казался. Но он был очень богат, и это достоинство перевесило в моих глазах все остальные качества.

— Шейла! — Кейти была искренне потрясена.

— Но ты ведь не за этим позвонила мне сегодня утром. Не припомню, когда в последний раз ты предлагала мне навестить могилы родителей. Тебе что-то хочется мне рассказать?

Кейти молча сделала еще несколько шагов.

— Да, — наконец ответила она. — Мне требуется твой совет.

— Вот это да! Прежде ты никогда не спрашивала у меня совета!

— Ну, я решила все-таки посоветоваться с тобой, потому что ты считаешься специалистом в этой области — в отношениях с мужчинами.

Шейла улыбнулась.

— Мне это не кажется комплиментом!

Сестры повернули налево и вышли на узенькую тропку. Могила их родителей располагалась на правой стороне — простой белый надгробный камень.