Мальчики не спорили. Как только мы подошли к клубу, они тут же бросились внутрь наперегонки. Наташка открыла было рот, чтобы возмутиться, но тут же закрыла его, вздохнула и поспешила за ними.

Два часа мы утоляли «интернет-голод», внезапно пробудившийся у всех, а Наташка, недолго думая, сбегала в фотоателье, которое находилось в этом же здании.

– Сейчас нам наши фотки распечатают! – похвалилась она, вернувшись.

Когда мы выходили из интернет-клуба, Кремнева снова зашла в фотоателье и вернулась с пухлым конвертом фотографий. Она довольно помахала им перед нами и засунула в рюкзачок:

– Здесь и фотографии со школьной вечеринки.

– Ого! – протянул Колька. – А мы с тобой там есть?

– Есть, – милостиво кивнула она. – И мы, и все три класса, что там были.

Надо сказать, в честь окончания девятого класса была устроена вечеринка в кафе, на которую я, разумеется, не пошла.

– Так, значит, на той вечеринке собрались все три девятых класса? – уточнила я.

– Ну да, – кивнула Лилька. – Кроме тебя, пришли все, да еще гостей целая куча. Было так весело…

– Значит, правильно я сделала, что не пошла.

Кремнева криво усмехнулась, мальчишки пожали плечами. Никто ничего не ответил.

Мы шли обратно по старой тенистой улочке. Старым здесь было все – и довоенные двухэтажные дома с увитыми плющом балкончиками вторых этажей, и брусчатка, тут и там выглядывающая из-под потрескавшегося асфальта, и деревья. Особенно деревья. Огромные кроны кленов, лип, каштанов, растущих вдоль домов, создавали здесь вечную тень. А в этих домах, думалось мне, вообще должно быть темно и страшно…

– О, смотрите, что это? – прервал мои размышления Егор и сделал несколько шагов к серому, неприветливому дому справа. У всех домов, мимо которых мы прошли, двери подъездов находились с другой стороны, со двора. Но этот дом был исключением – в нем имелась низкая, давно не крашенная дверь с улицы, по центру дома. И на этой двери красовалась картонная табличка, нарисованная фломастерами.

Егор стал читать вслух:

– Выставка-продажа художественных работ воспитанников… тра-ля-ля-лянского детского интерната для инвалидов. Вырученные средства пойдут в фонд тра-ля-ля-ля помощи…

Я хихикнула:

– В такой фонд не грех и пожертвовать!

Ленясь разбирать длинные и замудренные термины, Егор всегда таким образом упрощал себе чтение, даже у доски мог такое ляпнуть.

– А, ну его, пойдем дальше, – он сделал шаг в сторону, но Лилька заявила:

– Нет, давайте зайдем!

– Да ну его, скучно!

– Если там собирают деньги для детей-инвалидов, то я готова хоть немного, но внести! – на этот раз она была решительной. – Мы вот тут гуляем, купаемся, мороженое едим, а кому-то всю жизнь приходится сидеть в казенных стенах на казенном пайке!

Мне ужасно не хотелось входить в этот мрачный дом, но взыграла совесть. Лилька была права. И я первой, не дожидаясь ответа остальных, шагнула внутрь.

Ой!.. И чуть не упала: крутые деревянные ступеньки спускались вниз прямо от порога. Дохнуло характерным запахом подвалов.

– Осторожнее, тут резкий спуск!

Ребята поворчали, но все-таки последовали за мной.

Ступеньки привели нас в извилистый полутемный коридорчик, в конце которого за старой деревянной дверью обнаружилось большое мрачноватое помещение. Через маленькое подвальное окно в него проникал скудный свет, который уныло разбавляла лампочка в пыльном плафоне. На стенах красовались в простеньких рамочках всевозможные художества – от детских рисуночков до приличных картин. На столах были расставлены спичечные дворцы, фигурки из полимерной глины, поделки всякие. Стоило все это копейки.

Поделки меня не интересовали точно, я долго присматривалась к картинам, но ни одна из них не привлекла меня настолько, чтобы покупать. Ладно, подумала я, просто пожертвую денег для инвалидов.

Я вынула кошелек и повернулась к друзьям. Мальчишки, похоже, пришли к тому же решению, потому что стояли посреди зала и рылись в карманах. Кремнева вертела в руках фигурку какого-то анимешного героя, а Лилька с интересом рассматривала картинки, лежащие на столике в самом темном углу.

Где же продавец? В глубине зала стояла конторка, но за ней никого не было. Вышел, наверное. Я и мальчишки уставились на дверь в ожидании.

– Добрый день, молодые люди. Могу ли быть чем-то полезен? – раздался вдруг за нашими спинами резкий, какой-то каркающий голос. Я вздрогнула и обернулась. За конторкой, где минуту назад никого не было, теперь сидел тщедушный человечек с небольшой залысиной и длинным крючковатым носом. Одет он был в неуклюжий серый пиджак, казавшийся пыльным, и отчего-то думалось, что это пыль веков, настолько он был старомоден.

И тут мне сразу сделалось нехорошо, даже ноги подкосились. С этим человеком что-то было определенно не так. Несмотря на безобидную внешность, он был… страшным. В чем это выражалось, я пока определить не могла, да и кулон мой был почти холоден. Почти, нагрелся лишь самую малость, как бы намеком предупреждая. Но за эти полтора года мое чутье стало таким сильным, что в сторожевом знаке порой и нужды не было. Я теперь распознавала нечисть сразу и не переставала удивляться ее многообразию. Повидать пришлось много всяких… разновидностей.

Но таких я еще не видела. Этот маленький крючконосый человек не был нежитью. И не был по-настоящему человеком! Это было что-то… другое. Непонятное для меня и в то же время знакомое, в чем еще предстояло долго разбираться. Но при этом он до такой степени внушал мне ужас, что я с трудом держала себя в руках. Этот пиджачок, эта залысина – они были только маскировкой. А что за существо за ними скрывалось…

– Извините, я не выбрал ничего, кому-нибудь другому продадите. А я хочу просто помочь больным детям, – громкий басок Егора вырвал меня из оцепенения.

Он вынул из кармана купюру и положил на стойку.

– Вы очень благородны, юноша, – ответил человек за конторкой, и я снова вздрогнула. Глаза его блеснули из-под густых бровей, и на миг мне померещилось, что из-за этой невзрачной внешности проступил облик грозной хищной птицы. Проступил – и медленно скрылся, но не исчез.

Я опустила глаза. Отчего-то казалось, что если встречусь с ним взглядом, то он сразу узнает, что я все поняла.

И что тогда будет? Кулон холоден, и это хорошо, значит, явной опасности пока нет. Но лучше все же не подавать виду, вести себя непринужденно, дать денег на интернат, раз уж я решила это сделать, и поскорее уйти, пропустив друзей вперед.

А мальчишки тем временем расписывались в большой амбарной книге за внесенную гуманитарную помощь. Подтянулась и Кремнева, решившая купить-таки статуэтку. Тогда я тоже подошла и молча, старательно пялясь на картины, положила на стойку все деньги, что оставались у меня в кошельке, благо дома лежала еще приличная сумма.