Однако настоящим зрелищем был, конечно же, город. Из далека он казался обыкновенным скоплением строений, каких и на Земле хватает, но когда мои глаза стали различать их, я им не поверил. Дома здесь висят в воздухе!

— Магнитные дома! — выдохнул я с изумлением.

— Вы делаете успехи, Стасик! — похвалил Пазикуу. — Еще одна причина возникновения нашей моды.

Здания висят над землей где-то в метрах десяти. Выглядят словно нарисованными. И хотя они отличаются друг от друга, у всех есть одна характерная черта — форма конуса, где-то еле заметная, где-то ярко выраженная. Как я понял, в зависимости от размеров. У всех конус направлен вверх. Еще меня поразила их прозрачность. Можно видеть, как люди внутри занимаются своими делами, будто в муравейнике, где ни кто не сидит без дела. При этом без всякой спешки. У меня создалось впечатление, что я пролетаю мимо хорошо отлаженных механизмов.

Мы заметно снизили ход. Очевидно Пазикуу это сделал для меня, чтобы хорошенько все рассмотреть. Остальные участники движения сохраняли прежнюю скорость. Это можно сравнить с быстрой перемоткой фильма. Они подскакивали, увиливали, подныривали и при этом не одной аварии и без единого светофора, насколько я мог заметить. Разглядеть пешеходов, переходящих эти опасные участки дорог оказалось не просто. Ходят они мирно вдоль трассы, а если нужно перейти на другую сторону, встают на подобие «эскалатора». Он представляет собой что-то вроде трамплина, через который перескакивают магнитомобили.

Но меня это не успокоило.

— А ежели какой-нибудь ребенок выскочит на дорогу в неположенном месте, не дай Бог, или пьяный заблудится, — встревожился я.

Пазикуу мое беспокойство здорово рассмешило.

— Во-первых, здесь нет детей, — начал он еле отдышавшись. — Во-вторых, мы не пьем; а в-третьих, я вам уже говорил о правилах. Ни кому и в голову не придет такое.

— И все-таки это возможно?

— Конечно возможно. Но не кому не нужно.

— Убедили! — мое самолюбие было ущемлено и через минуту я выпалил. — Это так вы стариков на пенсию провожаете! Пашут, как проклятые! Бессовестные!

На этот раз смех был еще громче, от которого и мне невольно пришлось засмеяться.

— Да нет же! Здесь как раз и работает ваша инерция. Нельзя — вот так сразу умирать. Нужно отдышаться, пробежав в легком темпе еще хотя бы круг.

— А почему одни старики?

— Потом расскажу, Стасик, приехали.

Мы остановились около небольшого «домика», который меньше всего походил на конус, только еле заметное сужение на верхнем этаже и такой же прозрачный. Но в нем в отличие от других «домов» людей не было видно. Рассмотреть его насквозь мешала все та же серая стена, что и на «корабле». Я тщетно пытался понять, как туда попасть: ни лестницы, ни трапа, ни даже веревки, пока мы не прошли под него. Из днища, если так можно выразиться, спустился самый настоящий лифт. Он был таким же прозрачным, кроме платформы, способный вместить с дюжину пассажиров.

В комнате очень светлой, куда нас поднял лифт, дожидались трое стариков. Помещение представляло собой многогранник. Мои будущие знакомые о чем-то оживленно беседовали. Раньше мне не доводилось слышать льуанскую речь. Она состояла в основном из гласных, на сколько могу судить, будто в одном месте собрались отъявленные алкоголики, не способные совладать с языком. Их губы почти не соприкасались. Ей Богу, я вначале так и решил!

Завидев нас, они прекратили спорить и уставились на меня. Если бы я был из их числа, или хотя бы пожил здесь пару лет, то может мне бы не показалось, что они одинаковые на лицо. Сначала я мог различить их только по одежде. Она в точности такая же, как и у Пазикуу в первый день нашей встречи, только разных цветов — однотонная, включая шапочки на сморщенных лысинах. Один был в белом, второй в синем, третий в красном.

— Это что, дань российскому флагу? — шепнул я Пазикуу.

— Хм, — он прищурился и посмотрел на своих друзей. — Приятное совпадение, не правда ли!

Они прибывали в ожидании. Пазикуу не торопился. Видимо не я один чувствовал себя неуютно в этой обстановке. Тот, что был в красном, мне сразу не понравился. Он смотрел на меня злобно. За это я могу поручиться. Его руки то сжимались в кулак, то превращались в веер. Если бы вместо редких зубов у него была боксерская капа, я бы подумал, что ему не терпится меня прибить. В голубом, напротив, выглядел ангелом. Мне даже показалось, что он плакал перед нашим появлением. Его влажные глаза были такими добрыми! Из всей троицы мне больше всех понравился последний — в белом. Вполне добродушная улыбка не сходила с его лица за все время нашего общения. Вот такие контрастные личности!

Я решил нарушить неловкую тишину первым. Подошел к ним и протянул руку.

— Стасик!

Пазикуу поспешил за мной, будто что-то предотвратить.

Троица не шелохнулась. Они смотрели на меня, как на прокаженного, кроме белого, который продолжал улыбаться, но уже как-то не естественно.

Пазикуу отвел меня в сторону.

— Стасик, — зашептал он. — У них мало практики. Пожалуйста, делайте то, что я скажу. Это узкие специалисты, как я. Конечно, они знакомы с земной культурой, но не настолько, чтобы кидаться в объятия с ее представителем.

Некоторое время я находился в нерешительности, но потом меня осенило.

— Так это вы меня на показ привели, что ли, как дикаря?!

— Стасик…

— Как обезъяну? — негодовал я. — Давайте я попрыгаю, поугу-гукаю, а! Ничего себе, познакомить привели! Или давайте, как Тарзан закричу!

И я принялся изображать дикаря. Никогда так обидно не было. Чувствовал себя униженным и ущербным.

— Стасик…

— А что?! Я хоть и пигмей недоделанный и чего-то там не понимаю и не знаю…но я живой, черт возьми! И у меня есть гордость, душа есть, — я постучал себя в грудь. — Сердце такое же, как и у вас. У ведите меня отсюда пожалуйста.

— Да выслушайте вы меня, наконец, Стасик, — удерживал меня за руку Пазикуу. — Разумеется вы правы. Но не вы, не мы в этом не виноваты. Представьте, что один из нас находится в такой же ситуации на Земле, только вместо вашего традиционного рукопожатия вам предлагают соприкоснуться языками!

Мое негодование как рукой сняло.

— А у вас так принято? — изумился я и подозрительно посмотрел на него.

— Нет, это я так — к сравнению.

— Придумали что ли?

— И это нет. Была у нас раньше нация, впоследствии растворившаяся, влившаяся в общую. Таких людей сейчас очень мало осталось…

— Один на миллион!

— На сто миллионов.

— В таком случае вы меня