— Ну, привет, старшина, — улыбнулся Гурьянов.

Операция прошла успешно. Потом Гурьянов появился у Влада в Москве с бутылкой. Выпили за тех, кто погиб. За то, чтобы о них никогда такого не пили. И оба этих человека почувствовали, что связывают их стальные тросы, которые не порвать…

Иногда встречались частенько, коротая время за бутылкой воспоминаниями. Иногда Гурьянов исчезал на месяцы. Но они знали, что в любое время могут прийти друг к другу, сказать — нужна помощь, и, как бы трудно и рискованно это ни было, помощь будет. Любая помощь.

— Давно не появлялся, — Влад пропустил дорогого гостя в квартиру. — Где был?

— В жарких странах.

— Понятно…

— Загул? — осведомился Гурьянов, осматривая ровно расставленные вдоль стены бутылки с водкой «Завалинка».

— А что? Я парень свободный. Холостой.

— С каких пор?

— С тех пор, как вышел из тюрьмы. С тех пор, как поперли с работы. И с тех пор, как от меня ушла Люська.

— Сурово закручено. Докладывай.

— Перессорился с властьимущими, и меня сначала кинули в камеру, а потом попросили с работы. А Люська улетела, потому что я бездушный и не дарю ей цветы… Ты как, разведка?

— Плохо.

— Что? — Влад напряженно посмотрел на друга, услышав что-то в его голосе.

— Константин умер.

— Как умер?

— Его, Лену и Оксану расстреляли в машине.

— Дела, — сдавленно произнес Влад, глаза его наполнились болью. Он прекрасно знал и Константина, и Лену, и Оксану. И, как бы в шутку, говорил Косте: «Ты жену-то не слишком тирань. Такая женщина. Отобью ведь». Лена действительно нравилась ему, какое-то светлое чувство вызывала у него, естественно, о большем Влад не думал никогда — табу.

— Когда это было? — спросил Влад хрипло.

— Четыре дня назад.

Гурьянов подробно рассказал все.

Влад взял два стакана, полез в холодильник, вытащил бутылку водки. Не чокаясь поднес стакан к губам. Но отставил его.

— Соображения твои? Кто? За что?

— Скорее всего бизнес, — сказал Гурьянов. — Профессия бизнесмена оказалась опаснее профессии спецназовца. Я жив. А они… Какие шансы, что найдут убийц?

— Если по статистике, то каждое четвертое заказное убийство раскрывается… Трудность раскрытия в том, что нужно выявлять и колоть всю цепочку: заказчик — посредник — исполнитель. Исполнителей иногда найти удается, но они лишь орудие совершения преступления. Заказчики осуждаются крайне редко. Сам знаешь — въедливые адвокаты, добрые судьи, оправдательный уклон. Даже если и докажут вину, то получит заказчик лет восемь, будет жить на зоне припеваючи, поскольку денег немерено. И выйдет через год, купив справку что смертельно болен. Вся наша система сейчас работает на одно — чтобы, не дай бог, крупный бандит не оказался на скамье подсудимых.

— Я знаю. Все гниет.

— Что предпримешь?

— Не знаю, — пожал плечами Гурьянов.

— Ты уже все решил для себя. Да?

— Я не хочу, чтобы их нашли и судили.

— Понятно. И тебе нужен я, — не вопросительно, а утвердительно произнес Влад.

Гурьянов неопределенно махнул рукой.

— Нужен, — кивнул Влад. — Ты рассчитываешь на меня, разведка. Не так?

— Так.

— Правильно рассчитываешь… На хрен, — Влад размахнулся и запустил бутылкой в угол, водка разлилась по ковру. Он обхватил голову, потом поднял глаза. — Сухой закон… Правда, я уже не опер. Но все равно — есть гора, которую мы не своротим?

— Вряд ли.

— Работаем, разведка.

— Работаем, старшина.

Когда Художник услышал про ограбленный автобус, он понял, что с Хошей ему не по пути. Нужно делать отсюда ноги. Если ты нормальный человек и не привык шляться по кабинетам психиатров, то не пойдешь грабить автобус, рискуя, что вся милиция России будет искать тебя…

Вот только Художник упустил несколько моментов. Он представить не мог, как за те два года, что он провел за колючкой, подрос на воле беспредел. Гангстеры расправили плечи, закупили горы оружия, милиция же отдыхала от забот, философски рассудив, что всех бандитов не переловишь.

— Куда мы едем? — спросил Художник, когда Хоша повернул на дорогу, ведущую на юг от Ахтумска.

— У нас там хата в деревне. Нормальное место. Тихое. Собираемся. Прием устроим, как в лучших домах Лондона, Художник.

Всю дорогу Хоша восторженно расписывал радужные перспективы.

— С тобой, брат мой, мы весь этот городишко на уши поставим. Потому что мы команда!

Городишко — это был не тридцатитысячный Дедов, и не пятнадцатитысячная Рудня, а восьмисоттысячный Ахтумск. Но Хоша говорил о нем, как о кулацкой деревне, куда послан для продразверстки: мол, проблем амбары растрясти нет.

От основной дороги машины, утопая в снегу, все-таки добрались до небольшой деревеньки. На окраине стоял покосившийся дом, из трубы которого валил дым. И банька, судя по всему, уже была протоплена.

В доме их ждал ломящийся от припасов стол. Над ним суетились две девки — одна совсем молоденькая, лет семнадцати, густо крашенная, с грубоватым хриплым голосом — Варька. Вторую Художник уже видел — это была та самая Галка, которая приходила на свидание к Хоше. Прямо с порога Хоша заграбастал ее и расцеловал, запустив холодную руку за вырез кофты, от чего девушка вскрикнула.

— Отлезь, кобель! — прикрикнула она.

Хоша притворно заурчал, поволок ее в угол и тут же отпустил. Художник поздоровался с девушками. Глаза встретились с глазами Галки. Ее взор был многообещающ.

— Галка — моя, — сразу расставил акценты Хоша, обняв eе. — Чего, овца совхозная, вру? тыкнул он.

— Не врешь.

— Во, чтоб все знали…

На столе были и балыки, и ветчина, и икра с осетринкой, и — девахи постарались — на сковороде шипело мясо. В завершение Варька внесла пирог с капустой. Художник, отвыкший от такого великолепия, жадно сглотнул.

— Не, Художник, ну ты мог такое представить, парясь на киче? — спросил Хоша, отхлебнув из горла виски.

Нетрудно было догадаться, что ему очень хотелось похвастаться, продемонстрировать свои достижения. И Художник подыгрывал ему, зная волшебную силу лести.

— Да, ты закрутел, — кивнул он.

— Не стесняйся, — смеялся Хоша, намазывая на хлеб паюсную икру и протягивая Художнику. — Еще не так будем гудеть.

В результате набрались прилично. Дядя Леша выбыл из гонки первым. Он свернулся на продавленном диване в углу и сладко засопел. Блин, пробурчав что-то типа «все вы суки», взял бутылку с джином и швырнул ее на пол. Хотел еще что-то сделать, но ограничился тем, что перевернул поднос с пирожками и захрапел, уронив морду в тарелку.