Геракл же, растерявшийся и раскаявшийся, помог по-хоронить убитых, после чего вернулся мыслями к поставленной ему задаче – поимке вепря. Снег уже укрыл верхние склоны горы, и вепря Геракл выследил и загнал в глубокий снежный намет, закинул на плечи и потопал обратно в Микены.

Когда Геракл вернулся с вепрем, тот был более чем жив, и Эврисфей так испугался этого громадного зверя, что запрыгнул в большой каменный кувшин и притаился в нем.

– Что велишь с ним делать?

– Унеси.

– Ты разве не желаешь рассмотреть его поближе? У него очаровательная щетина.

– Унеси его прочь сейчас же!

Голос Эврисфея загудел эхом в кувшине.

Эту сцену обожали греческие мастера росписи горшков – им нравилось изображать перепуганного Эврисфея, съежившегося в пифосе, а рядом Геракла, грозящего уронить на царя исполинского вырывающегося свина.

На полпути к окончанию – ну или так, во всяком случае, Гераклу казалось (мы еще пересечем этот мучительный мост, когда придет пора) – и Эврисфей действительно считал, что на сей раз, на сей раз ставит Гераклу задачу, которую тот ни за что не выполнит. Даже если не сгинет при исполнении, приговаривал царь про себя со злорадством, все равно лишится вечной жизни. В конце концов, оракул сказал Гераклу, что выполнение всех задач подарит Гераклу бессмертие, а всего лишь попытка не считается. Как давным-давно, в далекой-далекой галактике выразился Йода: «Делай. Или не делай. Попытки нет»[47].

Царь Авгий Элидский, сын Гелиоса, бога Солнца, располагал стадом из трех тысяч голов скота. Вся его скотина была бессмертна и, как следствие, произвела за долгие годы необычайное количество навоза[48]. Стойла, где скотину держали, не чистили тридцать лет.

– Отправляйся в Элиду, – приказал Эврисфей Гераклу, – и как следует вычисти конюшни царя Авгия за один день.

Явившись в Элиду, Геракл испросил аудиенции у царя и договорился с ним: если удастся убрать завтра весь навоз между восходом и заходом солнца, Авгий отдаст ему десятую часть своего стада.

Если у вас создалось впечатление, будто Геракл – безмозглый увалень, тупоголовый болван, орел-мужчина минимального умственного развития, значит, я вас слегка сбил с толку. Геракл был прямолинеен – и это качество ассоциируется у меня с ним крепче всего. Мы, возможно, чересчур привыкли считать, что уклончивые, утонченные, изощренные подходцы умнее и действеннее незатейливого прямого нахрапа, но иногда это не так. Совершенно не представляю, что умнице Тесею или хитрецу Одиссею могло бы прийти в голову нечто столь же простое и блистательное: развернуть течение двух местных рек, Пенея и Алфея. Разумеется, понадобилась громадная сила, чтобы пробить в стенах конюшен бреши и изменить направление потоков, но сам замысел в простоте своей красив необычайно. Как Геракл и предполагал, воды ринулись в конюшни и вымыли собравшуюся за тридцать лет дрянь. Богатые навозом потоки сбежали на равнины и поля Элиды и удобрили тамошние земли на многие мили окрест.

Торжествующий Геракл обратился к Авгию за своей наградой в триста голов скота, но царь, любивший свои стада больше всего на свете, платить отказался.

– Эврисфей отправил тебя чистить мои стойла как раба, – заявил он, – поэтому любая награда необязательна и неправильна. Более того, я на такие условия и не соглашался.

– А вот и соглашался! – вскричал сын Авгия ФИЛЕЙ, обожавший Геракла и потрясенный тем, до чего гадко обходится с его героем отец. – Я отчетливо это слышал.

Царь рассерженно изгнал обоих из своего царства. Филея отправили на Дулихий, остров в Ионическом море[49], а Геракл подался обратно в Микены, кипя от ярости. Он поклялся, что в один прекрасный день вернется и отомстит Авгию.

Народ Элиды, напротив, приветствовал Геракла на своей земле, покуда герой шел в Тиринф. Свежеудобренные земли, обогащенные навозом, принесут благоденствие всему краю. Благодаря Гераклу Немея стала безопасной, а также Лерния и гора Эриманф. Геракл стал героем не только среди царей и воинов. Он сделался народным героем.

Геракл явился в Тиринфский дворец – узнать, что там еще припас для него Эврисфей. Царь молча сидел на троне и оглаживал бороду.

– Ну что ж, – произнес он наконец. – Следующее задание тебе – очистить озеро Стимфалия от засилья птиц.

Относительно Стимфалийских птиц в первоисточниках, из которых мы черпаем подробности о Геракле и его подвигах, согласия нет. Ныне в целом принято считать, что Стимфалийские птицы – это устрашающие твари-людоеды размером с журавля, клювы у них железные, когти из меди, а помет вонючий и ядовитый. Эти священные птицы бога войны АРЕСА населяли лесистые берега озера Стимфалия; они безобразничали и наводили ужас на селян Северо-Восточной Аркадии, из-за них тамошние земли стали совершенно непригодны для жизни.

Почва под деревьями, на которых гнездились эти птицы, превратилась в мерзостную топь. Когда Геракл попытался к ним подобраться, его засосало по самые плечи в зловонную дрянь. Застав Геракла в этом бедственном положении, Афина снабдила его здоровенной бронзовой трещоткой, изготовленной в кузне Гефеста. Ее оглушительный пулеметный треск согнал птиц с гнезд, они заметались с перепугу, и Геракл смог перестрелять их достаточно, чтоб остальные убрались прочь, – и далее у нас еще будет повод встретиться с этой смертельной угрозой.

– Критский бык? – переспросил Геракл.

– Да, – ехидно ответил Эврисфей. – Тебе все дважды повторять надо? Критский бык. Вол. Корова-самец. Муж коровы. Крит. Остров. Добудь.

Много лет назад из моря на берег Крита выскочил громадный белый бык. Его послал бог Посейдон в ответ на молитвы царя МИНОСА, пожелавшего впечатлить своих подданных знамением, что власть Миносу ниспослана богами. По замыслу, предстояло пожертвовать быка Посейдону, как только братья Миноса примут знамение как доказательство, но и Минос, и жена его ПАСИФАЯ уж так очаровались красотой этого животного, что им не хватило духу его убить. Более того, Пасифая зашла еще дальше – она совокупилась с быком. Понесла от него сына АСТЕРИОНА, получеловека-полубыка, известного под именем Минотавр, и его заточили в хитром лабиринте, выстроенном специально для Минотавра архитектором Миноса, великим изобретателем и инженером ДЕДАЛОМ.