Бык меж тем безобразничал по всему Криту, дикий, неукротимый и устрашающий. В знак одолжения Миносу Эврисфей послал Геракла усмирить зверя и доставить его в Тиринф – живым.

Геракл подошел к решению этой задачи совсем не так, как его младший родственник Тесей, в чем нам еще предстоит убедиться, – у Геракла имелся один метод: уверенность в собственных силах и неистощимая выносливость. Геракл отыскал быка, наорал на него, взбесил его и встал у него пути. Когда бык ринулся на Геракла, Геракл просто схватил быка за рога[50] и дернул. Бык противился изо всех сил. Постепенно Геракл придавил его к земле и покатился с быком в схватке, как в свое время с Немейским львом и Эриманфским вепрем. Ни в какую не выпуская бычьих рогов из рук, Геракл орал зверю на ухо, лупил его, пинал его, мотал его, вертел, крутил и колошматил. Наконец потрепанный и уставший бык рухнул в пыль под Гераклом и сдался на его милость. Усевшись на него верхом, Геракл поплыл на быке по волнам, из которых тот вышел, вплоть до самого Пелопоннеса. Ввел зверя во дворец Эврисфея, который вновь бросился прятаться в каменный кувшин.

– Хорошо-хорошо, будь ты неладен, убери его отсюда поживее.

– Ты уверен, что не хочешь пощекотать его за ухом?

– Убери отсюда это клятую животину!

Если б Эврисфей крикнул из своего кувшина: «Пожертвуй его богам», вся история мира могла бы сложиться иначе. Но в итоге вышло так, что Геракл послушно выпустил быка на все четыре стороны. Свободный от наездника, бык взбрыкнул, и помчал себе, и бежал многие мили, пересек всю материковую Грецию на восток, и остался насовсем на равнине Марафон, где не давал покоя местным, пока другой великий герой, как мы с вами еще узнаем, не явился одолеть его и завершить необычайную жизнь этого быка.

– Ну что же, с быком ты разобрался, – сказал Эврисфей, щипля себя за бороду. – Очень ловко, спору нет. Но один-то бык – не испытание, верно?

Геракл промолчал. Ждал дальнейших указаний.

– Ладно. Приведи мне четырех кобылиц ДИОМЕДА.

– Диомеда?

– Ты вообще ни о чем не осведомлен, что ли? Он царь Фракии. Кобылицы – самки лошади. Лошадь – четвероногое с гривой и копытами. Их у Диомеда четыре. Четыре – число между тремя и пятью. А теперь иди – и без кобылиц не возвращайся, понял?

По дороге на север во Фракию Геракл заглянул в Феры, в гости к своим друзьям, царю АДМЕТУ Ферскому и его царице АЛКЕСТИДЕ; история этой пары заслуживает того, чтобы ее послушали.

За много лет до этого Зевсу пришлось убить Асклепия, сына Аполлона, мастера врачевания и целительских искусств[51]. Арес с Аидом нажаловались на Асклепия: он, дескать, повадился возвращать смертных к жизни, а потому и война, и смерть – курам на смех. Зевс принял этот довод и сразил Асклепия ударом молнии. Аполлон ворвался в кузню Гефеста и в припадке ярости напал на трех ЦИКЛОПОВ, изготовивших Зевсовы молнии. Покарать царя богов за смерть Асклепия Аполлон не мог, а вот циклопов – АРГА, СТЕРОПА и БРОНТА – запросто. Аполлон выпустил по стреле в каждого. Подобный мятеж с рук спускать было нельзя, и Зевс изгнал Аполлона с Олимпа, приговорив его к рабскому труду у смертного человека. Знаменитый своим гостеприимством (а это всегда верный путь к сердцу Зевса) фессалийский царь Адмет стал тем самым смертным, кого выбрал Зевс, и к нему отправился Аполлон – пастухом его стад, на один год и один день.

Эта кара оказалась для Аполлона чем угодно, кроме наказания. С Адметом они поладили сразу. Адмет, только что взошедший на трон и пока не женатый, был обаятелен, радушен, добросердечен и физически привлекателен. Вовсе не хозяином он стал Аполлону – юный царь стал богу любовником. Аполлону понравилось служить пастухом, и он сделал так, что все Адметовы коровы родили близнецов, и тем самым сильно увеличил ценность царского стада. Владение скотом в те времена – как много где и поныне – было мощным признаком богатства и высокого положения. Адмет процветал, и время Аполлоновой службы пролетело мгновенно. Они остались друзьями, и бог даже помог своему любимцу добиться руки Алкестиды, одной из девяти дочерей царя ПЕЛИЯ Иолкского[52]. Алкестида была так прелестна, что царевичи и знать со всей Греции наперебой просили ее руки. Отец Алкестиды постановил, что отдаст ее в жены тому, кто сумеет впрячь в колесницу вепря и льва. Пока ни одному претенденту не удалось загнать под одно ярмо этих столь несовместимых друг с другом зверей, но у Адмета – при помощи Аполлона – это получилось. Он подъехал на той колеснице к Пелию и получил свою невесту.

Бог вновь явился помочь другу, когда из-за всей этой суматохи со сватовством к Алкестиде Адмет недотянул до подобающего служения Артемиде, сестре-близняшке Аполлона, а та была, наверное, чувствительнее к оскорблениям, настоящим и воображаемым, чем любой другой олимпиец. За небрежение она покарала Адмета, наслав змей в его супружескую спальню, что несколько подпортило молодоженам первую брачную ночь. Аполлон же помог Адмету, объяснив царю, какие именно молитвы и жертвоприношения способны умилостивить вспыльчивую сестрицу-богиню. Змеи исчезли, медовый месяц продолжился. Экстаз супружеской спальни обернулся безупречным брачным блаженством, и союз Адмета с Алкестидой оказался счастливее многих в Греции.

И уж так обожал Адмета Аполлон, что ему претила сама мысль о смерти возлюбленного друга. Но Аполлон не стал умолять Зевса даровать бессмертие своему любимцу, как сделали Селена и Эос ради своих смертных возлюбленных[53], – он подошел к задаче по-другому. Он призвал МОЙР – трех богинь судьбы, КЛОТО, ЛАХЕСИС и АТРОПОС, – на Олимп и сильно их напоил.

– Милейшие мойры, – сказал он им, слегка запинаясь и смазывая произношение, чтобы им казалось, будто и он пьян не меньше, – я вас люблю.

– И мы тебя, будь оно неладно, любим, – выговорила Атропос.

– Ты… ик… лучший, – икнула Клото.

– Я всегда это говорила, – булькнула Лахесис, утирая слезу.

– Возьму любого, кто скажет поперек, и уделаю.

– Вот да, будь оно неладно.

– Крышка тому.

– Стало быть, если я чего у вас, дамы, попрошу… – начал Аполлон.

– Что угодно.

– Щимай, затётано… Считай, замётано.

– Ты только скажи.

– Друг у меня, Адмет. Чудесный человек. Зайка.

– Я думала, он царь?

– Ну да, царь, – согласился Аполлон. – Но как человек он зайка.