– Так себе идея, – бормочу я, вспомнив про соглашение о неразглашении, потом вскакиваю и принимаюсь расхаживать взад-вперед. Тофер провожает меня глазами и хмурится.

– Собираешься снова с ним увидеться?

– Нет, повторения не будет.

Он с унылым видом откидывается на диванные подушки.

– Тебе хоть понравилось? Что там у него ниже пояса? Пропорционально размаху плеч?

У меня вспыхивают щеки и зудит все тело от воспоминания об оргазмах минувшей ночи. По этой части ему и вправду нет равных. Первый раз – на кухне, когда он стоял на коленях; второй раз – на полу в спальне, когда он был сзади; ну и в третий раз, когда мы, наконец, добрались до постели…

Я набираю в легкие воздух и не тороплюсь выдыхать.

– Лицо у тебя сейчас краснее стоп-сигнала, – зубоскалит Тофер.

– Хуже всего то, что Джек скрыл от меня, кто он на самом деле, и смылся до того, как я проснулась.

Он морщится, захлопывает блокнот.

– О-па! Эта информация не для дневника. Каков подлец!

Я тяжело дышу, опять вспоминая, как позорно принимала Джека за Грега.

– Он обмолвился о блоге, я решила, что он видел мои эскизы, а на самом деле он принял меня за блогершу, которых не счесть… – Я морщу лоб. – Что ему стоило сказать, что я обозналась? Зачем было это скрывать?

Друг пожимает плечами и игриво поднимает брови.

– Ты была в своем развратном наряде?

– В том, что с единорогом.

Он присвистывает.

– Как мило!

– Он присвоил мои трусики.

– А вот это никуда не годится. Их надо вернуть.

Тофер знает, как для меня важна моя работа и как я обожаю придумывать и шить разные вещички, которые хотела бы надеть сама. Мои изделия – полная противоположность плохо сидящему, безразмерному ширпотребу с прилавков. Я создаю уникальное белье, от которого глаз не оторвешь, – причудливое, сексуальное. Оно предназначено для дерзких женщин с хорошей фигурой.

Неодобрение на лице Тофера превращается в скорб- ную гримасу, причем скорбь усугубляется на глазах. Он встает и, волоча ноги, приближается ко мне.

– Знаешь, детка, у меня есть для тебя другие новости. Лучше ты узнаешь их от меня, чем еще от кого-нибудь.

– Умоляю, подтверди, что мама и тетя Клара ни при чем! – прошу я со стоном. – Вечно они за мной подглядывают, мне даже приходится запирать комнату, где я шью.

Он качает головой, его длинные волосы красиво взлетают в воздух.

– Не томи, выкладывай!

– Я только что заглянул в Cut‘N’Curl за баночкой Sun Drop. Сама знаешь, они получают его напрямую от производителя. Там была Жизель… – Он затихает, и мне становится нехорошо.

– Она видела меня с Джеком!

Тофер наблюдает за моей реакцией.

– Она ни слова не сказала про тебя и Джека…

– Но?..

Он гримасничает, тяжело вздыхает, смотрит нежно:

– Она хвасталась колечком. Крутила его на пальце, совала всем под нос. Мне так жаль!

Мое сердце придавливает тяжеленным куском свинца, я силюсь его сбросить, извлечь из груди и отправить куда подальше. Мне нечем дышать.

– Колечко, говоришь?

Он садится на подлокотник кресла.

– Вчера вечером Престон сделал ей предложение. Кольцо он спрятал в чизкейке. Власть стереотипов! Тоска, а не праздник.

Я ломаю руки. Конечно, я знала, что это произойдет. Воскресные обеды, когда мне приходилось сидеть напротив них, буквально вопили: «Готовься! Жизель глаз не может от него отвести. Втюрилась по уши».

Невольно вспоминаю, как она объявилась на моей вечеринке на День независимости и впервые его увидела. Раньше она жила в Мемфисе и все полгода, что я встречалась с Престоном, умудрялась с ним не пересекаться. Она – высокая длинноногая блондинка, на три года младше меня, в придачу красотка: личико в форме сердечка, младенчески голубые глаза.

Помню чувство слабости в ногах, когда я их знакомила, помню, как засияли у нее глаза, когда он энергично тряхнул ее руку.

Я не замечаю, как Тофер исчезает на кухне и возвращается с бурбоном для меня.

– По-моему, сейчас тебе полезно хлебнуть дорогого напитка.

Я делаю маленький глоток.

– Бабушкино сокровище, двадцатилетняя выдержка. Если снова начать пить, то, конечно, только это.

– Она бы не возражала. Бабуля была бунтарка, прямо как ты.

Я плюхаюсь в кресло. Меня валит с ног усталость. Сейчас я кто угодно, только не бунтарка.

– Я уже это говорил, но повторю: Престон тебе не подходил. Он – надутый козел с кочергой в заднице. Это ж надо было отыскать мужика, не способного разглядеть ни тебя, ни всего того, что ты делаешь для… даже для уродливого свина!

Ромео высовывает голову из своей палатки и зыркает на Тофера. Его взгляд говорит: «Знаю-знаю, что ты обо мне сказал!»

– Он умница, чтоб ты знал!

Когда его бросили год назад на стоянке косметического салона, он был при смерти, бледная морщинистая кожа да кости, такой худенький, слабенький, едва дышал. Я вся в слезах принесла его к ветеринару. Всю дорогу молилась, чтобы малыш выжил, и клялась взять его под опеку.

Тофер берет Ромео на руки и ласково его похлопывает.

– Ладно, он неплох. Хотя, конечно, когда у него пучит животик – то еще удовольствие… Вчера, когда он носился по дому, искал тебя, я над ним сжалился и взял к себе в постель, пожертвовав своим бесценным бельем!

– Искупать его не забыл?

– Не забыл. Адские хрюшки любят устраивать бардак. Воды было! Вдобавок он сжевал резиновую уточку.

Я выдавливаю улыбку, хотя мне не до веселья.

– Серьезно, Елена, Престон не видит свою женщину. Он не обращал внимания на все твои замечательные таланты.

– Прекрати. – Я изнуренно растягиваю губы.

Он дружески меня обнимает.

– Выше голову! Надень что-нибудь удобное, поваляемся в моей постели наверху, почитаем… Потом я поведу тебя проветриться. Тебе полезно выпить, старушка.

– Я всего на полгода старше тебя. Перестань, никуда я не пойду. Мне просто хочется спрятаться в свою скорлупу. Я останусь дома.

Еще можно заняться шитьем, если я всерьез намерена установить контакты с компанией нижнего белья.

Он морщится.

– Не вздумай! Сегодня у Майкла день рождения, забыла, что ли?

Точно, совсем забыла! Майкл – один из нэшвиллских друзей Тофера, время от времени проводящий с нами время. Он – натурал, но они с Тофером не разлей вода еще со школьных времен.