ожидал, и пламя распространилось быстрее, чем я предполагал. Когда я впервые посмотрел назад, добежав до леса, весь первый этаж, включая гараж, горел рыжим пламенем, выпуская из окон столбы чёрного дыма, и начинал загораться второй этаж. Через несколько минут второй этаж уже вовсю горел, и пламя вырывалось прямо через крышу. Как же жарко – я чувствовал тепло от пламени даже здесь, в кустах. Надо отбежать дальше. Да и зачем вообще смотреть и ждать? Взорвётся баллон или нет – я туда уже точно не вернусь. Отбежав ещё на сто метров, я обернулся и сквозь листву увидел, как какая-то пожилая женщина что-то кричит, стоя недалеко от охваченного пламенем дома. Взрыв произошёл спустя мгновение, разнося во все стороны куски постройки, хотя мои опасения по поводу того, что баллон или тело вынесет взрывом из дома, были, вероятно, напрасны. Стены и крыша, конечно, пострадали, но взрыв был не такой сильный, как я предполагал, и каркас дома после взрыва остался цел. Впрочем, уже через пару секунд весь дом обвалился и теперь представлял собой огромную кучу полыхающих брусьев, пламя от которых уходило метров на десять или пятнадцать вверх. Я побежал сквозь лес подальше от пожара. Насколько я помню, если бежать прямо, то через пару километров можно будет добежать до шоссе, где можно будет сесть на автобус или вызвать такси.

Твою ж мать, вызвать такси не получится, ведь брат у меня забрал телефон! Вряд ли он унёс его из дома: наверно, он остался у него в кармане или в машине. Если это так, то можно не волноваться, так как всё сгорит, не оставив и следа, но если он положил его где-нибудь во дворе, то меня могут найти. Хотя можно будет сказать, что я обронил его, когда бежал из такси на похороны, с намёком на то, что мой брат на обратном пути его нашёл и забрал себе. Да, пожалуй, в таком случае именно так и скажу, хотя почти уверен, что сейчас от моего телефона уже ничего не осталось.

Бежать не получалось – болела нога, но удавалось идти быстрым, хоть и прихрамывающим шагом. Думаю, что нужно пойти на поминки – это будет неплохим алиби. Если я буду со всеми тогда, когда станет известно о кончине брата, то вряд ли кому-то будет дело до того, что в момент его смерти я был неизвестно где. Олегу и Вере я сказал, что поеду в отель, так что должно всё сложиться хорошо. К началу третьего я увидел мелькавшее между деревьями шоссе, подходя к которому, я оглядел себя: мокрые и грязные ботинки, пыльные штаны и пиджак и кухонное полотенце в руке. В ближайших к дороге кустах я протёр полотенцем лицо и затем ботинки, снял грязный пиджак и отряхнул брюки. Хорошо, что костюм чёрный, и на нём почти не видно грязи, белая сорочка осталась почти незапачканной, так как поверх неё был пиджак, который взял на себя всю грязь. Запихнув полотенце в рукав пиджака и свернув его так, чтобы не было видно грязи, я дошёл до ближайшей остановки. В кармане пиджака лежали триста рублей и ключи от номера, так что осталось лишь сесть на первый попавшийся автобус – отсюда они все едут в сторону центра – и добраться до отеля.

Оставалось десять минут до начала поминок, когда я вошёл в свой номер. Опаздывать было нельзя: от кладбища до отеля и от отеля до квартиры матери было пятнадцать-двадцать минут езды на машине. Будет странным то, что я опоздаю, но что-нибудь придумаю. Я позвонил из номера на стойку информации и попросил вызвать такси на ближайшее время. Положил всю одежду, что была на мне: брюки, пиджак с полотенцем в рукаве, сорочку, галстук, трусы, носки и ботинки в пакет и плотно завязал. От всего пахло бензином и потом. Посмотрев в зеркало, я с ужасом обнаружил, что всё правое бедро представляло собой огромную иссиня-красную гематому. Как я вообще ходить могу? Ладно, главное, что могу.

Быстро приняв душ и тщательно помыв каждый квадратный сантиметр своего тела, я оделся в обычную одежду. Кое-как запихнул пакет с вещами в сумку, взял банковскую карту и пошёл к ожидающему меня такси.

Я попросил остановить меня в квартале от квартиры матери, рассчитался с таксистом и вышел из машины. Выкинув пакет с вещами в дворовый мусорный бак, я дошёл до аптеки и купил болеутоляющее и воду. Закинувшись двумя таблетками сразу, выдвинулся в сторону квартиры матери и к моменту звонка в домофон уже начал чувствовать, как стихает боль в ноге.

Пятнадцать тридцать четыре: не сильно-то я и опоздал. Прошло менее трёх часов с того момента, как я положил цветы на могилу матери и отчима, но по моему субъективному восприятию прошла целая вечность. Теперь главное успокоиться, не суетиться и думать о том, что говорю.

– Андрей, привет! Спасибо, что всё-таки пришёл! – Вера открыла мне дверь и впустила в квартиру. – Я не могла до тебя дозвониться.

– Привет! Да, я вздремнул часок в отеле, а когда проснулся, обнаружил, что телефон разряжен. Зарядить так и не успел, потому что проспал и сразу побежал сюда, – ответил я, снимая обувь и проходя в гостиную.

– Мы ещё не начали, так как Игорь куда-то запропастился. Дозвониться до него не можем. Ты его не видел?

– Последний раз я его видел, когда он уезжал на машине с кладбища. Может, начнём без него? Как-никак двое из трёх детей здесь. Или думаешь он обидится, когда придёт и увидит, что без него начали?

– Думаю, что обидится, но он сам виноват. Куда можно было пропасть за два часа до поминок? Не удивлюсь, если он сейчас сидит и бухает в каком-нибудь кабаке. Давай начинать!

Я сел рядом с Верой и Олегом и на протяжении часа ел, изображая скорбяще-смиренный вид и отвечая на вопросы о том, почему я так редко приезжал к родителям. Редко: да я вообще ни разу не приезжал. Тосты с последним словом о родителях сказали Олег и Вера, и близился мой черёд. Как же не хотелось ничего говорить: я и сами тосты говорить не умею, и о матери с отчимом сказать ничего хорошего не могу. Прошло десять минут после речи Веры, и я начал ловить на себе взгляды присутствующих, ожидающих речи. Пора – не отверчусь!

Я взял стопку, встал и выждал несколько секунд до тех пор, пока все не замолчат и не посмотрят на меня, в