После ночи, проведенной в сосновом лесу под Остией вместе с Сандрой, Маркус позвонил на голосовой ящик, чтобы попросить о встрече. Но, к его великому удивлению, друг его опередил.

Встреча была назначена на восемь часов в базилике Святого Аполлинария.

Пенитенциарий пересек площадь Навона, где в этот час художники, выставлявшие изображения самых красивых уголков Рима, собирались поужинать. Из баров выносили столики; зимой их ставили вокруг больших газовых горелок.

Базилика Святого Аполлинария располагалась неподалеку, на площади того же названия. Церковь не поражала взгляд, даже не была особо красивой, но ее простая архитектура хорошо сочеталась с гармоничными зданиями, ее окружавшими. Она составляла часть комплекса, где в свое время располагался Папский германско-венгерский коллегиум. Уже несколько лет там находился Папский университет Святого Креста.

Но с небольшой базиликой были связаны две истории, одна старинная, другая – ближе к нашим временам. В обеих шла речь о некоем скрытом присутствии.

Первая касалась образа Мадонны, восходящего к XV веку. Когда в 1494 году солдаты Карла V, короля Франции, разбили лагерь перед церковью, прихожане замазали святой лик, чтобы уберечь Пречистую Деву от нечестивцев. Но потом о существовании картины забыли на полтора столетия, и только при землетрясении 1647 года отвалился слой штукатурки, скрывавший ее.

Вторая история, гораздо ближе к нашим временам, касается странного погребения в церкви Энрико Де Педиса[5] по прозвищу Ренатино, члена кровавой банды из Мальяно, которая терроризировала Рим в середине семидесятых годов и была замешана в самых темных делах, какие творились в городе и в которых нередко принимал участие Ватикан. Банда вроде бы распалась: кого-то осудили, с кем-то расправились; но некоторые считают, что она до сих пор продолжает действовать в тени.

Маркусу всегда было непонятно, почему самый безжалостный из бандитов удостоился чести, которую в прошлом оказывали только людям святой жизни, или великим благотворителям Церкви, или уж папам, кардиналам и епископам. Пенитенциарий помнил, какой скандал разразился, когда кто-то поведал миру о столь двусмысленном захоронении, так что церковным властям пришлось перенести останки. Но перенесли их только после долгих, настойчивых протестов, которые натолкнулись на твердое и необъяснимое противодействие Церкви.

Иные сведущие люди поддерживали версию, будто вместе с преступником здесь захоронили юную девушку, которая много лет назад пропала без вести в нескольких шагах от церкви Святого Аполлинария. Эмануэлу Орланди, дочь сотрудника Ватикана, предположительно похитили, чтобы шантажировать папу. Но эксгумация останков Де Педиса показала, что это очередной ложный след в истории и без того достаточно темной.

Припомнив все факты, Маркус задался вопросом, почему Клементе выбрал именно это место для их встречи. Ему не понравилась их последняя стычка и то, как друг наотрез отказался свести его с вышестоящими, хотя это помогло бы расследовать убийство монахини, которую год назад разрубили на куски в садах Ватикана.

«Нам не подобает спрашивать, нам не подобает знать. Нам подобает лишь повиноваться».

Маркус надеялся, что Клементе позвал его, чтобы попросить прощения; сказать, что передумал. Поэтому, вступив на маленькую площадь Святого Аполлинария, пенитенциарий ускорил шаг.

Когда он вошел, церковь была пуста. Гулко звучали его шаги по мраморному полу центрального нефа, где на стенах были выбиты имена кардиналов и епископов.

Клементе уже сидел на одной из передних скамей. На коленях он держал черную кожаную сумку. Взглянув на Маркуса, невозмутимо указал на место рядом с собой.

– Полагаю, ты все еще злишься на меня.

– Ты позвал меня потому, что вышестоящие лица согласились сотрудничать?

– Нет, – чистосердечно признался Клементе.

Маркус был разочарован, но не хотел это показывать.

– Тогда что стряслось?

– Вчера ночью случилось нечто ужасное в сосновом лесу под Остией. Юноша убит, девушка, возможно, не выживет.

– Я читал об этом в газете, – соврал Маркус. На самом деле он уже все знал благодаря Сандре. Но разумеется, не мог признаться, что тайком следовал за женщиной, потому что, наверное, питал к ней какие-то чувства. Чувства, природы которых сам не знал.

Клементе взглянул на него пристально, будто заподозрил подвох.

– Ты должен этим заняться.

Задание обескуражило Маркуса. В конечном итоге полиция бросила на это дело свои лучшие силы и лучших людей: ЦОС располагала всеми средствами, чтобы остановить монстра.

– Почему?

Клементе никогда не вдавался в объяснения, почему им поручали то или иное расследование. Часто ссылался на стечение обстоятельств или на то, что раскрыть данное преступление – в интересах Церкви. Поэтому Маркус никогда не знал, что на самом деле кроется за тем или иным поручением. Но на этот раз друг предоставил ему объяснение.

– Над Римом нависла серьезная угроза. То, что случилось ночью, глубоко возмущает и ум, и совесть. – В голосе Клементе неожиданно зазвучала тревога. – Не преступление само по себе, но то, что оно представляет: злодеяние насыщено символикой.

Маркус мысленно воспроизвел мизансцену убийства: юношу заставили прикончить подругу ради спасения собственной жизни, потом хладнокровно казнили, выстрелив в затылок. Убийца знал, что после него эту сцену увидит полиция и станет задавать вопросы, которые останутся без ответа. Спектакль предназначался только для них.

И потом – секс. Хотя монстр и не насиловал жертв, сексуальная подоплека его действий была очевидна. Преступления такого рода вызывали особую озабоченность, поскольку пробуждали у публики болезненный интерес. Пусть многие это и отрицают, каждый чувствует их опасную притягательность, маскируя вовлеченность под презрение. Но есть и еще кое-что.

Вести о сексе всегда опасны.

Всякий раз, к примеру, когда сообщаются статистические данные об изнасилованиях, те в последующие дни возрастают в геометрической прогрессии. Вместо того чтобы вызвать возмущение, их число – особенно значительное – порождает подражателей. Будто бы насильники in fieri[6], которым до сих пор удавалось сдерживать свои импульсы, внезапно чувствовали, что и им позволено перейти к действию, при поддержке безымянного большинства.

Преступление не кажется таким тяжким, если делишь вину с другими, напомнил себе Маркус. Поэтому полиция в половине стран мира уже не распространяет сведения о преступлениях на сексуальной почве. Но пенитенциарий был уверен: тут кроется что-то еще.

– Откуда такой внезапный интерес к тому, что случилось в лесу под Остией?