Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видишь ту исповедальню? – Клементе указал на второй придел по левой стороне. – Ни один священник никогда туда не заходит. И все-таки время от времени кто-то исповедуется там.
Маркусу было любопытно узнать, в чем дело.
– В прошлом преступники оставляли там послания для сил правопорядка. В исповедальне установлен магнитофон. Он включается, когда вошедший преклоняет колени. Мы изобрели такой способ, чтобы всякий, кому это нужно, мог поговорить с полицией, ничем не рискуя. Иногда в сообщениях содержалась ценная информация, а полицейские, в свою очередь, закрывали глаза на некоторые делишки. Хотя это и удивит тебя, через нас общались между собой враждующие стороны. Люди не должны об этом узнать, но наше посредничество спасло многие жизни.
С означенной договоренностью и связано то, что до недавнего времени здесь покоились останки такого преступника, как Де Педис. Теперь и Маркусу стало ясно, почему это погребение состоялось здесь: базилика Святого Аполлинария – вольный порт, безопасное укрытие.
– Ты сказал – в прошлом; то есть так больше не делается.
– Сейчас существуют более эффективные способы и средства связи, – сказал Клементе. – Посредничество Церкви больше не нужно или даже вызывает подозрения.
Маркус начинал понимать.
– Но магнитофон все-таки остался на месте…
– Мы решили поддерживать в рабочем состоянии это ценное средство связи, полагая, что в один прекрасный день оно снова может оказаться полезным. И не ошиблись. – Клементе открыл черную кожаную сумку, которую принес с собой, и вынул старый кассетный магнитофон. Вложил кассету в нужный отсек. – Пять дней назад – то есть до того, как на молодую пару напали в сосновом лесу под Остией, – кто-то преклонил колена в той исповедальне и произнес следующие слова…
Клементе нажал на пуск. Шорохи, разносимые эхом, заполнили главный неф. Качество записи было никудышным. Но вскоре из серой невидимой реки всплыл голос:
– …был… Случилось ночью… И все поняли, куда он всадил свой нож…
Похоже на отдаленный шепот. Голос ни мужской, ни женский. Он звучал будто из другого мира, другого измерения. Голос мертвеца, который пытается подражать живым, забыв, возможно, что значит быть мертвым. Иногда он пропадал в помехах, увлекая с собою части фраз.
– …пришло его время… дети умерли… лживые носители лживой любви… и он был безжалостен к ним… соляной мальчик… если его не остановят, он не остановится.
Больше голос ничего не сказал. Клементе выключил запись.
Маркусу сразу стало ясно, что запись неслучайна.
– Он говорит в третьем лице, но о себе.
Да, на пленке запечатлелся голос монстра. Его слова недвусмысленны, как и обида, вдохновившая их.
«…И все поняли, куда он всадил свой нож…»
Клементе молча глядел на него, а пенитенциарий начал анализировать сообщение.
– «Был», – повторил Маркус. – Фраза неполная: был – кто? И почему он говорит в прошедшем времени о том, что только должно произойти?
Помимо заявлений и угроз, обычного репертуара убийц-эксгибиционистов, были в послании места, которые привлекли его внимание.
– «Дети умерли», – повторил он вполголоса.
Выбор слова, «дети», вполне продуман. Это означает, что целью убийцы были и родители той пары из Остии. Он пролил кровь от крови их и неизбежно умертвил их самих тоже. Ненависть его распространялась вширь, наподобие подземных толчков. В эпицентре находилась молодая пара, но оттуда шла сейсмическая волна злобы, которая задела всех, кто был в их окружении, – родных, друзей, знакомых – и достигла наконец матерей и отцов, ничем не связанных с убитыми, но в эти часы с тревогой и болью переживавших все, что случилось в сосновом лесу, думая, что и их дети могли бы там оказаться.
– «Лживые носители лживой любви», – продолжил пенитенциарий и подумал об испытании, которому монстр подверг Джорджо Монтефьори, внушив иллюзию, будто он может выбирать между собственной смертью и смертью Дианы. Джорджо предпочел собственную жизнь и согласился вонзить нож в девушку, которая доверяла ему, верила в его любовь. – Мы должны передать кассету следственной группе, – убежденно проговорил Маркус. – Очевидно, что убийца хочет, чтобы его остановили, иначе он не объявил бы заранее о том, что собирается сделать. И если в прошлом исповедальня служила для связи с полицией, значит полиции и предназначалось послание.
– Нет, – оборвал его Клементе. – Ты должен действовать в одиночку.
– Почему?
– Так решено.
Опять таинственный высший уровень устанавливает правила, на основании ratio[7] неизреченного и, по-видимому, непостижимого.
– Что это за «соляной мальчик»?
– Единственная зацепка, которая у тебя есть.
9
Вернувшись той ночью домой, она разбудила Макса поцелуем, и они любили друг друга.
Странное дело. Это должно было от чего-то ее освободить, прогнать неприятное ощущение, угнездившееся внутри. Утомление от секса смыло грязь с души, но образ пенитенциария не исчез.
Потому что, занимаясь любовью с Максом, Сандра думала о нем.
Маркус воплотил в себе всю боль, которую она оставила за плечами. При встрече с ним всплыли на поверхность прошлые невзгоды, так болотная трясина со временем исторгает из себя все, что когда-то поглотила. И в самом деле, в жизнь Сандры вторглась старая мебель, полная воспоминаний, дома, в которых она жила, платья, которые перестала носить. Странная ностальгия. И, к ее великому удивлению, вовсе не по умершему мужу.
Маркус был тому причиной.
Проснувшись около семи, Сандра лежала в постели, погруженная в эти мысли. Макс уже встал, и она, прежде чем подняться самой, выжидала, когда он уйдет в школу. Ей не хотелось нарываться на вопросы: вдруг он что-то заподозрит и потребует объяснений.
Сандра прошла в душ, но сначала включила радио, послушать новости.
Горячая вода стекала по затылку, и Сандра, блаженно зажмурившись, млела от ласковых прикосновений. Диктор вещал о внешней политике.
Сандра не слушала. Пыталась осмыслить то, что случилось ночью. Увидев пенитенциария в действии, она испытала шок. Наблюдая за тем, как он движется по лабиринту сознания убийцы, чуть не поверила, что перед ней – настоящий монстр.
Это и восхищало, и ужасало ее.
«Ищите аномалию, агент Вега, не задерживайтесь на деталях». Вот что он сказал. «Зло – аномалия, очевидная для всех, которую при этом никто не замечает».
А что она заметила ночью? Человека, который бродил по сосновому лесу: смутную тень в лунном свете. Потом он нагнулся, выкопал ямку.
«Он ничего не закапывал. Он что-то выкопал», – уверенно заявил Маркус.