Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я нормально, – соврала я. Сердце до сих пор стучало, как сумасшедшее, а в ушах звучал крик Веры. – Правда, Лид.
– Ага, вижу. Зеленая, как крыжовник, – фыркнула Лида, снова затягиваясь сигаретой. Она выпустила дым к потолку и покачала головой. – Как ты?
– Нормально.
– Это я уже слышала. А если правду?
– Мне страшно, – ответила я. Губы затряслись и на глазах выступили слезы. Я утерла их рукавом, забыв о том, что тот испачкан в крови. Лида не стала ничего говорить. Скинула грязный халат, села рядом и обняла меня. Как Коля. Вот только её объятия были нежнее. Я перестала сдерживаться и снова заревела. Лида молчала и гладила меня по голове. Я чувствовала, как бьется её сердце. Ровно и спокойно. Только руки немного тряслись, заставляя пепел падать на пол.
– Отдохни, – сказала она, когда я приняла душ и сняла грязный халат. – Я понимаю, каково тебе сейчас. Поэтому не торопись на работу. С мастером я решу. К тому же завтра комиссия придет.
– Спасибо, – тихо ответила я, теребя в руках шапку. Затем, вздохнув, спросила. – Можно идти?
– Конечно, глупенькая. Сама доедешь? – улыбнулась Лида. Улыбка вышла неживой, натужной.
– Да, – кивнула я. Затем, попрощавшись, медленно пошла к выходу из цеха. На глаза попались капли крови на полу и меня снова замутило. Однако я сдержалась и ускорила шаг. Дико хотелось на свежий воздух.
Не помню, как я доехала до дома, как поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Не помню, как вошла в коридор и как разделась. Очнулась я лишь тогда, когда мама, рявкнув, влепила мне пощечину.
– Чего так долго? – спросила она, скрестив руки на груди. Я подняла на неё глаза и пожала плечами. Мама проворчала что-то под нос, а потом добавила громче. – Слышала от соседок, что там у вас стряслось. Живая хоть, баба та?
– Наверное. Я не видела, когда её отвезли, – ответила я, садясь на стульчик в коридоре. Ноги стали ватными, а к горлу подкатил ком. – Я рядом с ней стояла. Помню только, как она кричала, а её рука в машине торчала. И кровь повсюду…
– Бестолочи везде. Либо специально сунула, чтобы деньги выбить с комбината, – буркнула мама, проигнорировав мои слова. – Поделом ей.
– Мне на завтра выходной дали. Чтобы я отдохнула, – добавила я и вжала голову в плечи, когда мама резко развернулась и с ненавистью на меня посмотрела.
– А ты устала? – вкрадчиво спросила она. Обычно за этим следовал удар, поэтому я напрягла ноги, чтобы не упасть со стульчика, если она все-таки ударит. – Ну оторвало какой-то дуре руку. Что теперь? Неделю страдать и плакать? Завтра после школы поедешь на комбинат.
– Мам… – слезы снова побежали по щекам, но на маму они не действовали.
– А жрать мы что будем через месяц, а? Об этом подумала, тварь? Господи, ну что за сука! – воздела она руки к потолку. Я молчала, молясь лишь о том, чтобы она меня не била. – Я в твои годы на заводе работала. Холод, жара – не важно. Я после школы переодевалась и шла на завод.
– Мам, мне страшно… – снова попыталась объяснить я. Мама покачала головой, заставив меня замолчать.
– Это не страшно. Это жизнь. Привыкай или сдохнешь. Бездарям в этом мире делать нечего. Они всегда уходят первыми, – ответила она и, запахнув халат, указала рукой на дверь в ванную. – Умойся пойди. Рожа опухла, воняешь. А потом полы помой и за уроки садись. Катька твоя принесла домашнее задание.
– Мам, можно я полежу немного? Отдохну.
– На том свете отдохнешь, – отрезала она и, подняв меня со стула за руку, пихнула в сторону ванной комнаты.
Закончив с полами и уроками, я с трудом забралась в постель, укрылась одеялом и свернулась калачиком. Сердце бьется неровно, а в ушах по-прежнему крик Веры. Надрывный и отчаянный. Я закрыла глаза и моментально уснула. Несмотря на ломоту в мышцах после тяжелой смены, несмотря на нервы и страх. Отключилась сразу и впервые не видела никаких снов.
На следующий день, после школы, я села в автобус и поехала на мясокомбинат. Прошла через охрану, показав временный пропуск, поднялась на четвертый этаж и поплутала в лабиринте одинаковых бесконечных коридоров, пока не нашла раздевалку. Молча зашла, переоделась и на выходе столкнулась с Лидой.
По ней было видно, что спала она плохо. Под глазами мешки, кожа бледная и помятая. Лишь глаза все те же. Суровые и чуть усталые.
– Ты чего тут забыла? – спросила она, уперев руки в бока. Я пожала плечами и неловко улыбнулась.
– Работать пришла.
– Я ж сказала, чтобы ты отдохнула, – помотала головой Лида. Затем приоткрыла рот, наклонила голову и прищурилась. – Мать на работу погнала?
– Работать надо, Лид. Деньги нужны, – покраснев, ответила я. Лида проглотила ругательство, вертевшееся на языке, обняла меня за плечи, и мы вышли из раздевалки.
– Деньги… не все упирается в деньги, Настька, – хмыкнула она, пока мы шли по коридору в цех. – Ладно. Сегодня пойдешь в колбасный, будешь на фасовке стоять. Там несложно, девчата помогут освоиться.
– А ты?
– У меня комиссия, – кисло улыбнулась Лида, поправив косынку.
– Тебя накажут? – осторожно спросила я, боясь обидеть человека, который был ко мне добр.
– Нет, что ты, – фыркнула она. – Накажут! Ишь надумала. Нет… Я же не мастер цеха. Его накажут, скорее всего. А я так… рассказать, как все было.
– Хорошо, – я смутилась и поправилась. – В смысле, хорошо, что тебя не накажут.
– Смешная ты, малявка, – усмехнулась Лида, открывая дверь в колбасный цех. – Ладно, пошли познакомлю с девчатами.
Как Лида и обещала, меня поставили на фасовку сосисок. Работа не пыльная, нужно всего лишь поправлять упакованные сосиски и следить, чтобы не было брака. Бракованные я скидывала в стоящую рядом чебурашку, которую по мере заполнения отвозила к началу линии, где вдвоем с фасовщицей, вскрывала упаковку и высыпала сосиски на ленту, чтобы их запаковали снова.
Несмотря на то, что работа была не такой уж и тяжелой, я все же быстро устала. Ныла спина, тряслись с непривычки ноги, да и постоянный холод донимал. Тут почему-то было холоднее, чем в цеху полуфабрикатов. Но все же я быстро втягивалась и даже обменивалась шуточками с фасовщицами, которые работали куда быстрее. Однако никто из них не упрекал меня, не гнал и не пытался обидеть. Они понимали, что любому новенькому нужно время, чтобы обвыкнуться.
Вечером, придя со смены, я приняла душ и долго терла себя мочалкой. Но колбасный запах будто намертво въелся в кожу.