Вот так родилась идея соорудить для вас кресло. Идея фикс. И притащить вам его из леса. Чтобы весь лес (с волками, косулями и зайцами, дождями, грибами, мхом, брусникой) был у вас всегда под рукой. И я.

7 сентября

Москва

Марина – Юле

Юлька! Бабье лето…

Прямо с утра тянет голосить в ванне:

Кстати, Есенин толковый был парень, умный, грустный, глубокий. Читаю его письма, и совсем другой вырисовывается образ. Когда-нибудь и наши с тобой письма кто-то почитает и подумает: какая Юля Говорова все-таки талантливая писательница, а Маринка Москвина – в точности такая балда, как мы и предполагали.

10 сентября

Москва

Марина – Юле

Сегодня на берегу Москва-реки ученица Раджнеша, Захира, устраивала суфийское кружение – с юбками и всеми делами. Седов час кружил без остановки под живые барабаны. И, как говорится, ни в одном глазу.

А я уж потом, когда все отгремело и отбарабанило, робко затопталась на пятачке. И вдруг такое пошло кружение – и с такой радостью. САМО! Пустота и тишина внутри, а снаружи крутился весь этот придуманный мною мир!

Юлька, оказалось, круженье – волшебная штука. Остановиться уже не могла, только покрикивала на Седова, чтобы он от меня ни на шаг и ловил, когда буду падать в реку.

Вот так. Такие новости.

Как продвигается мое кресло?

21 сентября

Бугрово

Юля – Марине

С креслом дела такие. Оно готово.

На ножки, подлокотники и на каркас пошла осина. Сиденье, Марин, задумано широким, чтоб можно было забраться с ногами – тут и чай под рукой, и шерстяные носки висят на ветке. А кора – «картина» Валентина Анатольевича на спинке кресла, любимая им береза. Там и птицы, летящий снег, кибитка, еле-еле видна, далеко-далеко, в метель. Кромка леса и снег. Заборы, калитка, люди вдалеке. Наклоненные ветки зимних лип. Стожки, речная осока. Все это можно увидеть на коре и вообще на стволах деревьев. Журавли в небе (на осине обычно хорошо). Кору – картины Валентина Анатольевича – Петя придумал вешать на спинки кресел. Как будто прислонился к дереву. Сидя в этом кресле, можно вообще исчезнуть. «Уйти» в лес. Сидел-сидел человек на кресле – нет его!

Опора, ствол дерева и место для ночного пилота.

Теперь оставалось вынести его из леса.

Это было нелегко. Я шла, останавливалась, садилась. Шла по лесу, и мое кресло сливалось с лесом. Сидела в кресле из веток среди веток. Диковато конечно, когда я сидела на кресле в просеке в лесу.

Но абсолютно в Петином стиле.

Потому что в такой же глухомани, куда и не каждый грибник зайдет, он поставил памятник поэзии и русскому языку. В лесу. Глушь, лоси и косули ходят. А он припер откуда-то огромный валун, красивую табличку выгравировал, все буквы золотой краской. Падают листья, засыпают этот его валун. Зато памятник – в лесу.

И у себя же в лесу на кордоне он поставил памятник Семёну Гейченко – из веток. У Гейченко в руке скворечник, над ним скворечники, весь он увешан самоварами, подковами, тем, что любил и ценил, все старые вещи, чтоб с историей. В скворечниках, на руке и на голове у Гейченко гнездятся птицы.

Когда я скрылась в чаще с вашим креслом – роман мой, в сущности, закончился, но у меня осталась от этой чудесной истории, тоже на память, табуретка.

25 сентября

Бугрово Юля – Марине

Sms: Во время

дождя, когда

я слушала его

на крыльце,

почему-то

запахло

куриным

супом

26 сентября

Юля – Марине

Sms: Тропинка

забита

яблоками

Вымытые банки

сушились на

ветках яблони,

прозрачные,

и кажется, что

золотые шары –

внутри…

7 октября

Бугрово

Юля – Марине

Вы знаете, Марин, недалеко от Воронича, где живут Марики, раньше проходила железная дорога. Можно было уехать прямо в Псков или в Ленинград (уже на перекладных). Мама Алексея, Нина Алексеевна, ездила. Сядешь в вагон в открытом и чистом поле, где перед тобой только что приземлился аист или, мышкуя, пробежала лиса, – и в Питер.

От дороги осталась насыпь. Там, где были шпалы, – песок. Все заросло чабрецом, бессмертниками. Пропали окружающие деревни (как будто их увез поезд).

Одна из исчезнувших деревень – Коты. О том, что она была, напоминают кусты черемухи и сирени. Людей тех нет, а черемуха цветет, будто приглашая.

В стороне от насыпи и Котов – мастерская Мариков. Ведет к ним дорога полем. Сначала она в одуванчиках, потом в люпинах. Когда люпины цветут, все синее.

Борис Константинович Ганнибал – именно тот Ганнибал из потомков арапа Петра Великого, он ботаник, ездит мимо на велосипеде за молоком, – сказал, что «синих цветов, по правде говоря, очень мало, да и в букетах они быстрее других теряют прелесть, ну а в гербариях выцветают совершенно». Это он про люпины, горечавку синюю и василек.

Вдоль этой дороги весной летят журавли. А на болоте в низине – утки.

Вагоны поезда сейчас скрыты от наших глаз, но я всегда тревожусь за две полузаброшенные деревни на холмах, еще пока не исчезнувшие – Усы и Ульяшки (заберет или не заберет их поезд?).

Там у них свои старожилы.

Один мужичок из Ульяшек мне сказал: «Хитрая ведь у нас деревня!» А почему хитрая, не сказал.

Его звали Ювеналий Евстафьич.

27 октября

Бугрово

Юля – Марине

Что интересно, подруга Мариков – Вероника, орнитолог, с мужем Андреем они держат у нас уголок-зоопарк, – по этой насыпи гуляет с лосями.

Лосят предлагают каждый год. Идет охота, матери гибнут, лосята остаются. Так вырастили Фанечку и Фагота. Они с двух сторон, Вероника в центре, лоси около нее, как собаки. Я этой осенью видела, уже здоровые стали лбы. Насыпь тоже с обеих сторон защищена кустарником, получается такой коридорчик, и по нему идет эта троица.