— Да. Очень сильный.

Синтия с отвращением покосилась на кресло:

— Но, ради всего святого, что с этим беднягой случилось?

— Иди сюда, — велел в ответ Дик. — Э-э-э… Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, боже мой! Со мной все в полном порядке. — Чтобы расстроить Синтию, всего этого оказалось слишком мало. — Просто ужасно, — горячо говорила она, — чудовищно и все такое! Ты хочешь сказать, кто-то дал ему яд?

— А ты как думаешь? Смотри.

Она обошла вокруг стола, и Дик указал ей на шприц, который стоял вертикально, воткнувшись иглой в пол. Потом, для чего потребовалось набраться побольше храбрости, наклонился над телом, приподнял левую руку за локоть. Широкие рукава халата и пижамы соскользнули, обнажив худую, словно выточенную из орешины руку с синими полнокровными венами. Укол был сделан неумело: на локтевом сгибе виднелась капелька засохшей крови.

— Дик! Постой! Разве так можно делать?

— Как?

— Разбивать окно, прикасаться к вещам и так далее? В книжках, которые ты мне давал… Бог свидетель, некоторые было трудно понять: до чего же ужасные люди!.. Только там всегда говорится, что все надо оставить как было. Правильно?

— О да, — мрачно подтвердил он. — Тут я сильно рискую, прямо черта дергаю за хвост. Так ведь надо убедиться!

Голубые глаза пристально его разглядывали.

— Дик Маркем, вид у тебя абсолютно ужасный. Ты сегодня вообще спать ложился?

— Сейчас это значения не имеет.

— А для меня имеет. Ты никогда как следует не отдыхаешь, особенно во время работы. И держишь что-то на уме, и беспокоишься из-за этого. Я еще вчера заметила.

— Синтия, прошу тебя, смотри сюда.

— Смотрю, — ответила Синтия, хотя на самом деле отвернулась и стиснула пальцы.

— Это самоубийство, — объяснял он, поспешно, но старательно подбирая слова. — Он набрал полный шприц синильной кислоты — видишь, вот! — и вколол себе в вену на левой руке. Сама можешь проверить, — махнул он рукой, — что комната заперта изнутри. Это доказывает, понимаешь, что никто не пытался убить его.

— Но Дик! Его кто-то пытался убить! Кто-то же в него из ружья стрелял!

— Пуля в него не попала, не так ли?

— Да, — согласилась Синтия, — только попытка все равно была! — Грудь ее вздымалась и опадала. — Дело касается Лесли? — догадалась она.

Дик повернулся:

— Какое дело?

— То, что тебя беспокоит, — с простой женской прямотой объяснила Синтия.

— Почему ты думаешь, будто дело касается Лесли?

— А чего еще? — спросила Синтия и, не удостоившись разъяснить логику своего вопроса, продолжала: — Этот жуткий человечек, — ткнула она пальцем на фигуру в кресле, — взбудоражил всех и вся в Шести Ясенях. Сначала несчастный случай с ружьем вчера. Разумеется, несчастный случай, — в чем голубые глаза, кажется, на мгновение усомнились, — но странно, что кто-то специально хотел застрелить его нынче утром. А в довершение всего ты говоришь, будто он отравился какой-то там кислотой.

— Ты же сама это видишь, Синтия.

— Дик, тут просто что-то неладное, — резко заключила она.

— Что значит «неладное»?

— Не знаю. В том-то и проблема. Но… слышал ты о скандале между майором Прайсом и мистером Эрншо вчера поздно вечером? Из-за украденного ружья?

— Да. Мне лорд Эш рассказывал. Синтия опять указала на фигуру в кресле:

— Дик, что он тебе сказал про Лесли?

— Ничего! Боже мой, почему ты думаешь, будто он говорил что-то про Лесли?

— Он все про всех угадывал по магическому кристаллу. Могу поклясться, он что-то узнал про Лесли и тебя это беспокоит.

До сих пор Дик всегда считал Синтию славной доброй подружкой, но не образцом высокого интеллекта. Чтобы увернуться сейчас от опасной темы, он захохотал и смеялся, пока ему не показалось, что батальные гравюры на стенах задребезжали в рамках.

— Если это так, — настаивала Синтия, — скажи мне. Пожалуйста!

— Слушай! Неужели ты думаешь, будто Лесли имеет ко всему этому хоть какое-нибудь отношение?

— Зачем мне вообще о ней думать? — ответила Синтия, искоса глядя в ковер. Лицо ее слегка зарумянилось. — Только… все очень странно! Может, нам лучше полиции сообщить?

— Да. Наверно. Который час?

Синтия глянула на свои часы:

— Двадцать минут шестого. А что?

Дик направился к письменному столу. Неподвижная фигура с одним приоткрытым глазом наблюдала за ним с таким саркастическим жизненным правдоподобием, словно мертвец посмеивался в аду.

— Разумеется, я позвоню Берту Миллеру.

Миллер, местный констебль, должен быстро добраться. Хотя Галлоус-Лейн формально заканчивалась в нескольких сотнях ярдов к востоку в открытых полях, где в восемнадцатом веке действительно стояли виселицы (у Дика екнуло в желудке при мысли об этом), дальше через поля шла тропа к Гоблин-Вуд. Неподалеку оттуда и жил Берт Миллер.

— Мне надо также связаться, — продолжал Дик, — с доктором Миддлсуортом.

— Почему с доктором?

— Потому что он знает и о других случаях! И нам надо решить…

— О каких других случаях, Дик?

Так близко к срыву, так близко к предательству, так опрометчиво!

Дик взял себя в руки:

— Я имею в виду вообще криминальные случаи.

— Да ведь ты сказал, этот случай не криминальный, — напомнила Синтия, пристально наблюдая за ним и быстро дыша. — Говоришь, он покончил с собой. А почему теперь утверждаешь другое?

Он не ответил на ее вопрос не столько из-за озабоченности, сколько потому, что сто внимание привлекло нечто другое, добавив к выражению лица мертвеца какой-то причудливый штрих. Дик вновь принялся осматривать тело, на сей раз с другой стороны.

На ковре сбоку от кресла, словно выпав из левой руки жертвы, лежала коробочка с рассыпанными канцелярскими кнопками. Особенно поражало аккуратное расположение кнопок. Дик поднял одну, нажал большим пальцем на острый конец и лениво заметил, что след от острия на руке человека получается очень похожим на, скажем, неумелый укол шприца…

— Дик! — воскликнула Синтия.

Он поспешно поднялся с колен и сказал:

— Телефон, — предупреждая бурю вопросов, увиденных в глазах девушки. — Извини.

Вспомнив, что телефон в холле, открыл замок и щеколду, отметив прочность замка и маленькой крепкой задвижки.

Подумал, что в присутствии Синтии в соседней комнате будет дьявольски трудно говорить с Миддлсуортом. В трубке долго раздавались гудки, прежде чем ответил сонный голос только что проснувшейся женщины.