Меч опустился на грязную шею, подводя итог еще одной жизни. Голова Грега, подпрыгивая, скатилась вниз – первая из десяти.

Под конец казни дрожащие руки Тита свело судорогой. Молодая, по-весеннему яркая трава смялась и окрасилась в багровый цвет, а камень превратился в вороний алтарь. В выемках собралась кровь, и он долго не мог отвести от нее взгляд. Пошел дождь. Тит подставил потное лицо под холодные капли и высунул язык, пытаясь их поймать – хотелось пить.

– Соберите головы, сожгите тела. На сегодня все.

Оставив стражников топтаться на холме, Тит заскользил в грязи – спускаться было легче, чем подниматься, но ноги отказывались гнуться всякий раз, когда приходилось идти в храм. Черное дерево хранило внутри статую бога и того, чьими глазами он наблюдал на земле. Тит не знал, кого из них двоих он меньше всего желал бы видеть.

Меч оттягивал руку, скользил в высокой сухой траве. Ветер проносился по полю, вздымал полы плаща. «Предатель, – шептали стебли мертвыми голосами, – предатель, падальщик». – «Посмотри на себя, Тит Дага, – предлагали лужи и бочаги с черной водой. Рябь бежала, и казалось, что кто-то там, внутри, следит за каждым его шагом. – Посмотри, кем ты стал».

– Заткнитесь, – прошептал он и заторопился – на пороге храма, размахивая дымящей люминой, стоял яграт.

Годы сморщили кожу на обветренном лице, но взгляд синих глаз мольца остался острым. Он подозрительно сощурился, когда Тит остановился на тропе. Тахери, несшие вахту, равнодушно посмотрели на своего лорда.

– Сомнения? – Голос яграта, тихий и хриплый, был хуже любого крика.

– Нет.

Тит уставился на подол темной татры, вышитый потускневшими золотыми нитями. Нашарил под рубашкой сульд и прижал его к губам. Встал на колени.

– Разреши войти в дом моего господина, моего бога, отца всего живого и хранителя мертвых врат.

Над люминой курился дым, пахло разнотравьем и можжевельником. Шар продолжал покачиваться на длинной цепи, хотя руки яграта – бледные, с длинными цепкими пальцами – замерли. Мужчина молчал, и Титу подумалось, что он развернется и закроет двери, так и не впустив его внутрь. Дождь стал сильнее, плащ отяжелел, мокрая рукоять меча выскальзывала из ладони. Тит устал и готов был лечь прямо здесь, в грязи, лишь бы ему не пришлось идти дальше.

– Хорошо, – яграт положил ладонь ему на затылок, – отец тебя заждался. Ты редко навещаешь его, – и, повернувшись, исчез за приоткрытой дверью.

Тит, ничего не ответив, вошел следом. Сердце забилось быстрее – тысячи раз его ноги топтали земляной пол, но гнев никуда не делся. В полумраке скользили тени. Угли вспыхивали в жаровнях у ног высокой, в полтора человеческих роста, статуи из белого камня. Узкое лицо страдальчески кривило рот, из пустых глазниц текли нарисованные киноварью слезы. Слепой бог жался к задней стене храма, это были не его земли и не его дети – и все же он имел здесь власть, заключавшуюся в страхе. С тех пор как Шегеш перестал быть вороньим княжеством, а Тит превратился в лорда, прошло десять лет, но люди продолжали верить в богов, о которых нужно было позабыть. Души не так просто сломить – да Тит и не пытался. Палач при короле – вот кем он стал. Однако, отбирая жизнь у тела, никто не сможет получить власть над духом.

На протянутых к Титу ладонях горели, оплывая воском, свечи. Яграт ворошил угли и, казалось, потерял к гостю всякий интерес. Тит знал, что это, конечно, не так.

Здесь не было окон, но дневной свет проникал через узкое отверстие в центре шатровой крыши. Под ним, в глубокой каменной чаше, собирались земные слезы бога – дождь и снег. Тит опустил руки в холодную воду, обтер лицо, а после положил в чашу клинок.

«Все они хотят нашей крови».

Тит закрыл глаза и вспомнил, как вот так же, на коленях, стоял в кругу других богов. Тогда он, маленький чумазый калахатец, сбежал из королевства. Мегрия украла у него все – дом, родителей, громкое имя. Шегеш подарил новую жизнь. Князь Абелард позволил ему остаться в Горте и воспитал вместе со своим сыном. Тит был человеком, но воронья вера приняла его как родного – он до сих пор помнил вкус крови на языке и обеты, которые давал в Митриме еще тогда, когда тот был Равнскёгом. Пение дана, заветы и шелест перьев в огромных черных крыльях.

Тит посмотрел на статую, но лица Слепого бога не увидел. Ему чудились пустые глазницы Генриха, развороченная грудина Норвола, кровь, запекшаяся вокруг рта Абнера, тело Якоба, распятое на плоту. Люди, повенчанные со смертью его рукой. И, наконец, Рунд – самая большая жертва.

«Если ты и впрямь умеешь плакать, бог, поплачь заодно и обо мне». Тит прикрыл веки и сидел молча, не двигаясь и слушая, как падают в чашу редкие дождевые капли. Ему нечего было сказать Слепому богу.

– Сегодня казненные не прошли через мой храм.

Тит с трудом заставил себя подняться на ноги. Перед ним, спрятав ладони в широких рукавах, стоял яграт. Ростом он был ниже Тита, и лысая макушка блестела, как будто молец натер ее жиром. Тит взял меч, вытер его о штаны и вложил обратно в ножны.

– Да.

– И ты позволил умереть им как безбожникам.

– Да.

Татра сливалась с полумраком, и казалось, что в воздухе парит одна только голова яграта. Глаза, подведенные углем, не мигая, рассматривали Тита, и тот ответил таким же пристальным взглядом. Ноздри старика хищно раздулись, но лицо осталось бесстрастным.

– Ты ничего не боишься, Тит Дага. Человек, у которого нет страха, опасен. В первую очередь для самого себя, потому как не знает, что ему следует делать, а что нет. Ты понимаешь меня?

Вместо ответа Тит двинулся к жаровням и принялся растирать руки над углями. Пальцы свело в холодной воде, и теплый воздух медленно их отогревал. К тому же так яграт не мог увидеть улыбку на его лице. Угли мерцали – алые, оранжевые всполохи посреди человеческого и вороньего праха. Тит слышал, что чероги видят в огне будущее людей – но ему это не было нужно. Он и так знал, чем все закончится.

– Яграт угрожает мне перед лицом Слепого бога?

Когда Тит обернулся, то обнаружил служителя на том же месте, у чаши. Он набрал воду в пиалу и теперь шептал над ней священные слова. Закончив, протянул ее Титу:

– Не в этот раз. Пей.

Тит снова встал на колени, принял пиалу из сухих горячих рук. Когда она