Эдуард кивнул, тщательно скрывая недоумение. Станислав Владимирович представил, какие мысли шевелятся в его голове, поморщился и продолжил:

— Скупить квартиры, адреса вот. — Он протянул листок, на котором писал в момент их прихода. — Подготовить в каждой места ночлега на двух-трех человек и установить приборы ночного видения. С тобой пока все. Свободен.

Дождавшись, пока Эдуард вышел, хозяин посмотрел на Константина:

— Я думаю, ты понял, о ком пойдет речь?

Константин коротко кивнул.

— Узнай о нем все, что возможно. — Станислав Владимирович замолчал, представив пухлую папку, лежащую в сейфе, и негромко добавил: — И невозможно. Особенно о последних полутора годах. Я знаю… — Он вскинул ладонь, предупреждая возможный вопрос. — Но, похоже, все то, что мы считали пьяной бредятиной или галлюцинациями наркоманов, имеет под собой довольно веские основания.

Константин молчал, он успел уже немного расспросить ошарашенного «бодигарда». Станислав Владимирович снова заговорил:

— До сих пор я не понимал, как это мы не сумели за полтора года отыскать его следов, но теперь… — И он со вздохом закончил: — Завтра полетишь в Дюссельдорф, своих силенок тут не хватит. А сегодня, — шеф открыл портмоне и протянул сложенный листок бумаги, — проедешь по этим адресам и привезешь указанных там людей. — Он искривил губы в мертвенно-злобной улыбке. — Я думаю, что он будет рад с ними повидаться, когда заявится.

Едва за Константином закрылась дверь, Станислав Владимирович устало откинулся в кресле. Ему отчаянно захотелось молодости, здоровья, силы, этакой всепожирающей мощи, и он вдруг смутно представил себя неким существом с мощными мышцами, страшными когтями и тяжелыми, кожистыми крыльями за спиной. Через несколько мгновений наваждение прошло. Станислав Владимирович испуганно потряс головой, пробормотал:

— Привидится же такое, — и вышел из кабинета.

Когда он закрывал за собой дверь, ему показалось, что туча, с обеда висевшая над городом, вдруг повернула одну из трех своих призрачных голов и посмотрела на него через окно.

Иван перемахнул знакомый овражек и обнаружил, что вместо одной привычной тропки у старой сосны его поджидает развилка. Волхв приглашал его к святилищу. Волк повернулся к серому брату и ласково сказал:

— Спасибо за помощь, брат.

Проследив, как зверь скрывается в лесу, Волк споро двинул по левой тропинке, не обращая внимания на то, как она исчезает за ним, превращаясь в ровный, однородный ковер пожухлых листьев, игл и молодой травы, дружно пробивающейся на свет.

Ворота святилища были распахнуты, и Сыч мирно сидел у идола Перуна, что-то неторопливо вырезая ножом. Волк остановился в проеме ворот и низко поклонился, коснувшись дерна кончиками пальцев:

— Приветствую тебя, мудрейший. Дозволишь ли войти?

Сыч, не поднимая глаз, указал рукой на место пред собой. Волк опустился на землю. Сыч вздохнул и посмотрел на небо, как обычно затянутое тучами.

— Встречался с меченым?

Волк молчал, можно ли что-то скрыть от волхва?

— Зачем он тебе?

— Судьба, мудрейший. Нам нет места на Земле обоим.

— Он слаб. Он слеп. Он обречен. Оставь его в его юдоли.

Волк задумчиво прикусил травинку:

— Возможно. Однако на нем не только печать Триглава, на нем отблеск его знака.

Волхв удивленно посмотрел на Волка:

— Ты сумел различить?

— Может быть, я и ошибаюсь. Посмотри сам, мудрейший. — И Волк придвинул лицо к самым глазам Сыча.

Тот, прищурившись, вгляделся куда-то глубоко внутрь и молвил:

— Велик твой дар, отрок. Не всякий старейшина такое узрит.

Некоторое время они молчали, как бы уравнивая ритмы своих мыслей: резвый, живой у ученика и спокойный, но глубокий, как океан, у учителя. Сыч отложил в сторону простую деревянную фигурку и спросил:

— Что еще ты увидел в нем?

Волк задумался. Он еще не был уверен в своем умении различать знаки и оттенки судьбы. Но эта судьба была накрепко связана с его.

— Связан он со мной, мудрейший, крепко связан, но он всего лишь звено. Я не знаю, кто за ним. Но тот почему-то не слабее меня. И на нем знак Триглава. Он что, его слуга? Как это может быть, мудрейший?

Сыч покачал головой и сделал знак оберега, как делал всегда, когда заходила речь о Триглаве.

— Я расскажу. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Есть люди сильные по природе своей, и взгляд Триглава не сразу ввергает их в небытие.

Они живут, отмеченные знаком бога, и это дает им великую силу. Они не знают этого, ибо знание — это дар, а Триглав никогда и никому не делает даров. Просто очень часто они залучают под руку свою большую силу и власть. Ибо люди, поклоняющиеся власти, чувствуют их знак и признают их равными себе либо выше себя. Но, даже не убив, Триглавов взор их калечит. — Волхв вздохнул. — Тяжек их конец. Ни один спокойно не ушел с этой земли. Кто ужасной болезнью умер. Кого предали. Кто обезумел. Но пока они под тяжестью знака еще не согнулись — большая сила у них.

Сыч замолчал. Волк, благодаря, наклонил голову. И мало сказано, а и много. Все, что недосказано, ученик должен понять сам. Редко когда волхв так прямо отвечал на вопрос. Ученики до всего своим умом доходили. Волк не раз вспоминал его слова: «Захочешь — узнаешь». Многое он узнал за прошедшие полтора года, и вроде бы сам, ан нет. Много ли узнаешь, не зная, как и какие вопросы задавать. Даже самому себе.

— Вот что, — волхв поднялся на ноги, — а ночуй-ка ты здесь сегодня. Может, что боги подскажут. Как-никак полная луна.

Ближе к вечеру к Волку пришел младший Медведь. Иван почувствовал его приближение задолго до того, как знакомая широкоплечая фигура появилась в проеме ворот.

— Привет, брат.

Конрад, увидя Ивана, сидящего у стены на мягкой земле, расплылся в улыбке. За прошедшие полтора года все пятеро не просто сроднились, а прямо-таки срослись друг с другом. Волк и не знал, что может быть такое единение. Конрад присел рядышком:

— Что, мудрейший оставил с богами говорить?

Волк улыбнулся:

— Очередной приступ скепсиса?

— Перестань, — отмахнулся Конрад. — Неужели ты и вправду веришь во всех этих богов?

— Я могу верить или не верить, — ответил Волк, — но это работает. Как ты это объяснишь?

Конрад задумчиво тряхнул головой, откидывая назад пряди изрядно отросших белокурых волос:

— Не знаю. — Потом поправился: — Пока не знаю. Но узнаю, вот увидишь.

— Ну и на здоровье. — Волк посмотрел на узелок: — Пшенные блинчики?

Конрад засмеялся: