конце пещеры виднелись два узких прохода в тоннели – судя по всему, уголь здесь добывали по старинке, кирками, и выносили наверх в корзинах на собственных плечах. А в другом конце пол просел, и на дне образовавшейся ямы угадывалась скопившаяся вода.

Забрав у сержанта Уилларда фонарь, Эшер зажёг его и подошёл к ближайшему тоннелю; чтобы пробраться туда, ему с его ростом в шесть футов пришлось бы наклонить голову и протискиваться боком.

Серые крысы, вспугнутые светом, разбежались по тёмным углам. Их крошечные глазки поблёскивали в темноте, как угольки.

Запах здесь ощущался сильнее, вызывая дурноту. Эшер почувствовал, как у него заколотилось сердце. Карлебах подошёл ближе, сжимая рукоять дробовика более здоровой рукой, пристроив дуло на запястье другой.

– Да, – прошептал старик. – Они здесь.

Полтора года назад Эшер вместе с Исидро колесили по восточным окраинам Европы, собирая любые доступные крохи информации, расспрашивая немёртвых в Берлине, Аугсбурге, Праге и Варшаве о том, не слышали ли они о вампирах, неожиданно начинавших мутировать, о вампирах, не входящих в ту или иную ячейку и не придерживающихся никаких правил в охоте. Об Иных Джеймсу довелось услышать только в Праге; но и этих слухов на тот момент хватило, чтобы понять, что Иные – вовсе не те существа, за которыми он охотился.

Теперь же, глядя в бескрайнюю тьму тоннеля, Эшер жалел о том, что некоторые вопросы Исидро тогда так и не задал своим собратьям-немёртвым.

Он уже открыл рот, чтобы обратить внимание на странный эффект от запаха, но осёкся, заметив лицо Карлебаха, полное напряжённого отчаяния – старый профессор как будто изо всех сил пытался увидеть что-то в темноте за пределами круга света от лампы. Губы старика, прячущиеся под пышными усами, сжались в тонкую линию. Эшер заметил, что Карлебах дрожит.

«Полтора года назад он был вполне доволен жизнью в Праге и с энтузиазмом продолжал изучать секреты этих древних улиц, даже зная о том, что по ним бродят вампиры…

Так что же изменилось?»

Одной лишь новости о том, что вампиры существуют и на другом конце света, вряд ли хватило бы, чтобы превратить старика из профессора в охотника. И тем не менее, когда Эшер ответил на его первое письмо отказом, Карлебах собрал вещи, оставил дом, в котором родился и прожил всю свою долгую жизнь, и отправился сначала в Англию, а затем в Китай.

Почему?

Почему именно сейчас?

Что он такого узнал, о чём не стал рассказывать?

В темноте что-то зашевелилось. Угольков-глаз прибавилось – пол тоннеля уже буквально кишел крысами. Эшер заметил, что в верхней пещере стало слегка темнее – солнце скрылось за горными пиками.

– Полагаю, на сегодня мы увидели достаточно, – проговорил Джеймс, и Карлебах вздрогнул, как от выстрела. – Мы выяснили, где находится шахта, и убедились, что в ней обитают те самые твари, которые встречались вам в Праге.

– Да, – не сразу откликнулся Карлебах. – Да, безусловно, ты прав…

– Мы не знаем, сколько их тут и как глубоко в шахте они прячутся – и в какой конкретно момент после заката пробуждаются от спячки.

Карлебах кивнул. На секунду Эшеру почудилось, словно профессор хотел сказать что-то ещё, но вместо этого отвёл взгляд и пробормотал:

– Всё верно. Нам лучше… нам лучше уйти.

Он вёл себя так, словно, проехав полмира и добравшись до нужной точки, совершенно не знал куда двигаться дальше.

И что делать.

И зачем он вообще сюда приехал.

Странно…

Они вместе вернулись к зеву пещеры, где в лучах закатного солнца их дожидались остальные члены поискового отряда – сержант Уиллард и рядовой Барклай, Ляо Хэ со своей собакой и доктор Бауэр. По пути Карлебах дважды остановился, оглядываясь в темноту тоннеля.

И Эшер всякий раз гадал, что он пытается там разглядеть.

Глава шестая

– Это место зовётся храмом Бесконечной Гармонии, – как и большинство русских дам из благородных семей, баронесса Татьяна Дроздова свободно изъяснялась на французском, так что беседовала с Лидией на этом языке и на нём же обращалась к трём «мальчикам»-рикшам, добрых две мили тащившим всю её компанию от Посольского квартала бодрым шагом. Выбравшись из повозки, баронесса расплатилась и властно указала пальцем на утоптанную грязь переулка:

– Ждать здесь, всем троим, – «мальчику», выслушивающему указания баронессы, по наблюдениям Лидии, было как минимум шестьдесят – он был достаточно стар, чтобы сгодиться госпоже Дроздовой в отцы, и уж точно слишком стар, чтобы таскать дородных русских дам по закоулкам Пекина. – Десять центов.

– Десять центов всем троим, – седоволосый рикша указал сначала на себя, а затем на двоих ребят помоложе, дотащивших повозки Лидии и молоденькой большеглазой сеньоры Джаннини – жены ещё одного дипломата, – а также двух широкоплечих русских телохранителей баронессы до самого начала Шёлкового переулка, уходящего вправо. – Десять центов, десять центов.

«Судя по всему, – подумалось Лидии, – старик имеет в виду, что за время простоя, пока три благородные леди будут осматривать храм, нужно заплатить по десять центов каждому из рикш».

– Десять центов, десять центов, – охотно согласилась баронесса. Она почти не говорила по-английски, но, судя по всему, неплохо понимала пиджин[24] – основной язык общения всех слуг и рикш в городе. – Конечно же, они тут же убегут, если кто-то предложит им одиннадцать, – добавила баронесса, переходя на французский, и поправила вуаль на плоской старомодной шляпке. – Но в Шёлковом переулке рикши встречаются на каждом углу, так что мы ничего не потеряем.

Прошлым утром за чашечкой чая сэр Джон Джордан пообещал Лидии организовать прогулку по городу в компании кого-нибудь из старших дам из местного европейского круга. Обычно новоприбывших брала под своё крыло леди Эддингтон, старшая из женщин Британского квартала, – но сейчас, убитая горем, она не могла уделять никому внимания. Однако полтора года назад, во время поездки в Петербург, Лидия познакомилась с кузиной баронессы Дроздовой, а уж та никому не собиралась уступать своё священное право досыта накормить любого гостя впечатлениями. Когда Лидия осторожно поинтересовалась, не сможет ли сэр Джон каким-то образом добыть приглашение и для сеньоры Джаннини, тот улыбнулся привычной лениво-интеллигентной улыбкой и ответил: «Положитесь на меня, мадам».

Паола Джаннини как раз и обнаружила тело Холли Эддингтон в тот злополучный вечер – именно на её крик сбежались остальные гости. Однако, пообщавшись с баронессой, Лидия заподозрила, что сэр Джон, судя по всему, решил, что миссис Эшер уже наслышана о характере этой женщины и поэтому пожелала взять в компанию кого-то ещё, чтобы легче переносить её общество.

Вооружившись путеводителем, баронесса уверенно направилась во внутренний двор храма через резные ворота, покрытые облупившимся зелёным лаком.

– Сейчас вы увидите стоечно-балочные потолочные конструкции, – властно заявила она, – основное здание называется «чэньфань» и неизменно располагается окнами на юг – здесь находятся самые роскошные помещения всего комплекса.

За время пути из Саутгемптона Джеймс описывал