Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, козаки, нельзя убого одного бросать…
Таким макаром к следующему утру Ринат оказался на древней скрипучей повозке, направлявшейся вместе с небольшим казацким отрядом в ближайший царский городок-крепостицу с каким-то грузом. Казаки ему дали старенькие, латанные-перелатаные лапти на ноги, нашедшуюся в повозки чью-то ветхую шинель накинули на плечи.
Обоз по тракту шел неспешно. Горскую территорию, где можно было ждать нападения, они минули еще вчера. Верховые казаки, сопровождавшие обе повозки, расслабились на жаре. Расстегнули пуговицы на черкесках, кто-то даже папаху с головы снял. Велись неспешные разговоры о службе, начальниках и, конечно, о доме.
—…Чарка с устатку это первейшее дело, — важно изрек казак в года, оглаживая бороду. — Вы исчо сосунки. Кровь у вас играет. Вот поживете с мое и поймете, что и как…
С одной стороны доносилось до Рината, задумавшегося о своем непростом положении.
—…Слышал в городке одна солдатка есть, — про другое слышалось с другой стороны. — Это такая краля, скажу я вам, братцы, — закатывал глаза казак со шрамом, пытаясь изобразить что-то непотребное руками. — Любого обиходит, как надо…
— А берет скока? Чай не великой любви
— Берет, знамо дело, не мало. Коли же грошей не мамо, так можна и с Дунькой Кулаковой поговорить. Ха-ха-ха-ха!
Все эти разговоры шли мимо него, словно малоразборчивым фоном. Ринат что-то слышал, что-то пропускал мимо ушей, продолжая размышлять о своих дальнейших шагах. «…Черт побери, попал я в задницу. В горах меня свои жеищут, чтобы горло перерезать. На равнине же вздернут или к стенке поставят… Куда мне, бедолаге, поддаться⁈ К мюридам еще добраться надо. Хан Джавад, не будь дураком, уже меня поди мертвым объявил. Мол, шлепнули дорого и всеми любимого нашего имама злые русские. Поэтому теперь любите меня, хорошего. Падла! С такими друзьями и врагом не нужно… Если попробовать в крепости пересидеть, хоть пару-тройку дней. Глядишь, там Джавад успокоиться, расслабиться. Я же тихими тропами до своих доберусь и устрою ему Варфаломеевскую ночь».
Ринат уже решился следовать с казаки дальше, как вдруг услышал просто сногсшибательную новость. Он даже дыхание затаил, чтобы не пропустить ни единого слова из разговора двух негромко беседующих пожилых казаков.
—…Побожился он, Петро. Крест на том целовал, — чуть наклонившись к собеседнику, рассказывал один из казаков. — Сказывал, что исчо в Тифлисе про то поговаривали. Мол, есть у цесаревича такое желание. Хотят на границу поглазеть…
— Вот эта новость, Михайло, так новость. Понятно, чаво тогда начальство на ушах бегат. С парнишкой-то…
Для меня это же была новость с большой буквы «Н»! Встреча с цесаревичем, Александром Николаевичем, насколько помнил Ринат, могла бы сильно поспособствовать его плану по замирению с империей. «Боже мой, это же… сколько всего будущему императору можно рассказать. Глядишь, он и родному батьку сможет кое-что передать. Вопрос лишь в том, как с цесаревичем встретиться. Судя по всему, на границу охраны столько нагонят, что мама не горюй». По мере размышления, идея встретиться с Александром нравилась ему все больше и больше. Он загорелся ею настолько, что без колебания отметал все, приходящие ему на ум препятствия. «Ну, ладно, смогу я его дождаться в крепости. Может мне повезет, смогу и увидеться и даже сказать несколько слов. А, что я ему расскажу-то? Сказку о будущем? Никто мне там разглагольствовать не даст. Чуть подвох заподозрят, сразу же на штык насадят».
К счастью, долгая размеренная дорога способствовал размышлению. Неслучайно, именно путешествие советовали тем, кто сталкивался с какими-то проблемами. Мол, в дороге всегда приходит самое хорошее решение. Не стал исключением и его путешествие.
Где-то за пару часов до места назначения Рината осенило, как ему встретиться к будущим императоров. «Чего я политесы всякие развожу? Надо стать тем, кто не вызовет у охраны никаких подозрений. Цесаревич же, напротив, должен при виде этого человека заинтересоваться. Ха-ха-ха! Сама судьба мне подсказывала, буквально кричала, а я оставался глухой тетерей! Решено, я стану…».
[1] Махди — в мусульманской традиции, прежде всего шиитской, последний преемник пророка Мухаммада, своего рода мессия, который появится перед концом света. Примечательно, что с деятельностью махди как раз связывали установление социальной справедливости в мире и сражение с силами вселенского зла.
[2] Неофит — новый приверженец (новообращенный) какой-либо религии или учения.
[3] Запретные нововведения в Исламе — это особо порицаемые новшества в исполнении религиозных обрядов, которые не прописаны в Коране и Сунне и вводились после смерти пророка Мухаммада. В Исламе обвинение в принятии каких-либо запретных религиозных новшеств является крайне тяжелым оскорблением.
[4] Айран — старинный кисломолочный напиток на основе катыка, разновидности кефира, распространённый у северокавказских, южнокавказских, балканских и турецких народов.
[5] В реальной истории известен пример кровавой вражды между двумя родами мехтулинского аула в Дагестане, длившейся около трехсот лет. Вражда началась с кражи курицы, за которую был назначен штраф в виде барана. Выплативший баран, посчитав себя обиженным, у первого увел двух баранов. Первый за этой отобрал корову, но лишился двух быков. За быками был украден кахетинский жеребец, за что похититель был убит. Затем родственник убитого зарезал убийцу…
[6] Абрек — в первом значении, разбойник, живущий вне власти и закона; во втором значении, горец, изгнанный родом из своей среды за совершенное преступление.
[7] Самокрутка — в данном контексте понимается как женитьба без согласия родственников невесты. Казак использует термин, принятый в средней полосе Российской империи.
[8] Дервиш — приверженец суфизма, ведущий аскетический отшельнический образ жизни. Отречение от всего мирского, поиск смысла жизни в религии — вот его главные задачи.
Глава 5
Пришло время наводить порядок
Глава 5. Пришло время наводить порядок
Отступление 10.
Гаджиев Г. Р. Имам Шамиль — руководитель имамата — государства на северо-восточном Кавказе
'…Обстоятельства исчезновения имама Шамиля и спустя полтора столетия после произошедшего события, окутаны непроницаемой завесой загадочности. Биографы, обращавшиеся к событиям далекого 14 июля у селения… продолжают задавать множество вопросов, по-прежнему, остающихся без ответа. Как ему, единственному из всего отряда мюридов, удалось избежать гибели в тот день? Каким образом имам смог выбраться из родового аула хана Джавада, самой настоящей крепости на краю глубоко ущелья, где больше сотни людей следили за каждым его шагом? Где он находился последующее время?
Исследователями, посвятившими свои работы описанию жизни и деятельности имама Шамиля, высказывается несколько версий произошедших событий. Согласно одной версии из селения имама вывел один из его верных наибов, который по счастливой случайности подслушал разговор двух горцев о заговоре. И. В. Загитов утверждает, что этим наибом был Курбанил Мухамад из Бацады, который был родом из соседнего селений и, соответственно, прекрасно прибегающие окрестности. Считается, что сторонники укрывали имама Шамиля в горных пещерах Хунзаха до тех пор, пока хан Джавад не прекратил своим поиски…
Другая точка зрения, изложенная впервые профессором Н. Г. Дружинниковым, гласит, что имам Шамиль все это время тайно удерживался в селении. Хан Джавад, не смея казнить столь популярного на Кавказе человека, пытался с ним договориться об особых для себя условиях. Ссылаясь на донесения командующего Отдельного Кавказского корпуса генерала Г. В. Розена, профессор Н. Г. Дружинников предполагает, что хан Джавад выторговывал себе место полностью самостоятельного наместника имама в Дагестане. Когда же договоренности были достигнуты, имама Шамиль был отпущен…
Нельзя обойти внимание и религиозную версию произошедших событий, которая позднее приобрела среди простых мюридов особую известность. Заключалась она в следующем. Попрание ханом Джавадом традиций гостеприимства и нарушение своих же собственных клятв, вызвало сильный гнев Всевышнего. Не желая гибели имама Шамиля, он на короткое время даровал ему великую милость — способности одного из своих верных ангелов Джебраила[1]. Благодаря этому, имама с легкостью ушел от посланной за ним погони. В старинных чеченских песнях, записанных во время этнографической экспедиции конца XIX в., рассказывалось, как имама снежным барсом