а я тем временем её разглядываю. На императрицу Елизавету Петровну и графа Разумовского она, точно, чем-то похожа была: глаза имела большие, открытые, цветом тёмно-карие, — такие же у Разумовского были, а косы и брови тёмно-русые, как у Елизаветы Петровны. Ростом, правда, не вышла, и телом была суха, в то время как покойная императрица высоким ростом отличалась и дородностью, да и Алексей Разумовский тоже, но в лице её что-то было от них, если они, конечно, её родителями являлись. Однако, что разглядывать эту «принцессу», сказал я себе: кем бы она ни была по рождению, ныне она самозванно на престол российский прийти хочет, потому самозванка и есть.

— Ваш визит почётен и приятен, граф, — говорит она, между тем. — Какая высокая честь принимать у себя столь прославленного полководца и во всех отношениях великого человека!

— Благодарю за добрые слова, княжна, — отвечаю. — Я не мастер комплименты отпускать, поэтому скажу просто: знал бы, что такая милая красавица здесь проживает, в первый же день сюда примчался бы. Я много женщин видел, но вы среди них подлинный бриллиант; позвольте мне стать вашим восхищённым почитателем. Эй, любезные! — зову я своих слуг. — Несите подарки, что мы привезли!

— Вы меня смущаете, граф, — смеётся она, показывая ровные жемчуговые зубы. — Вот так сразу идти на штурм! Теперь я понимаю, как туго приходилось туркам.

— Жизнь коротка, а я уж не молод, — говорю. — Кроме того, не привык ходить вокруг да около: мы, Орловы, в решениях быстры.

— Да, я об этом наслышана, — кивает она. — По всей Европе слава о ваших делах разносится — вот почему мне не терпелось с вами познакомиться. Я так и представляла себе графа Орлова как смелого, умного и решительного человека, но не знала, что он ещё и рыцарь по натуре.

— И этот рыцарь отныне у ваших ног, — подхватываю я. — Разрешите мне служить вам, княжна, и ежедневно бывать у вас.

— Вы каждый день будете ездить из Ливорно? — спрашивает она.

— А я тут дом сниму или куплю; а не то давайте два дома рядом купим, и я буду ходить к вам запросто, по-соседски, — предлагаю я ей.

— Это так неожиданно, — она как бы даже растерялась. — К тому же, признаюсь, граф, я сейчас несколько стеснена в средствах.

— Путь это вас не тревожит, княжна, — о таких мелочах и толковать нечего, — возражаю. — Забудьте о своих стеснениях: я буду вашим казначеем.

— Есть ли на свете женщина, которая могла бы отказать графу Орлову? — опять смеётся она. — Во имя нашей будущей дружбы я согласна.

— Вот и славно! Засим откланиваюсь, дабы немедленно приступить к делу, — прощаюсь я с ней. — Полагаю, завтра же можно будет переезжать.

— У вас всё происходит молниеносно, граф, — смотрит она на меня, удивляясь. — Я просто теряюсь от такого напора.

— Вы причина этого, княжна, — отвечаю я. — А что касается молниеносности, то, поверьте, я способен и на долгие отношения. То, что быстро начинается, не обязательно быстро заканчивается: по моему мнению, настоящее чувство начинается быстро, а длиться может всю жизнь.

— Я не желала бы ничего лучшего, — говорит она, взглядом меня лаская.

— Таково и моё желание, княжна, — целую я ей руку на прощание.

* * *

Дома были куплены в тот же день; хозяин одного из них никак не мог понять, как это возможно: прямо сегодня продать дом и тут же уехать. Но когда ему предложили вдвое, засомневался, а втрое — согласился.

Удачно было то, что оба дома имели садики на заднем дворе, разделённые стеной; её сломали, и получился общий сад, так что мы могли с княжной Таракановой проводить здесь время, не опасаясь посторонних глаз. Правда, поляки, бывшие при ней, вечно крутились возле нас; как я понял, это именно они подзуживали самозванку занять российский престол, надеясь, что она вернёт Польше всё утраченное этой беспокойной и от того ослабшей страной. Впрочем, сии поляки были охочи до денег и карточной игры, так что, ссудив им некоторую сумму, я избавился от их надоедливого присутствия.

В первый же вечер после переезда я вызвал княжну Тараканову на прогулку в сад. Тогда зима была, но зимы в Италии тёплые, у нас летом холоднее бывает. Деревья в саду зелёные стоят, луна сквозь ветви светит, и сам воздух её сиянием наполнен. Будто в сказку попал, а тут ещё эта «принцесса» байки свои рассказывает:

— Я подлинная дочь императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Григорьевича Разумовского; при рождении мне дали имя Елизавета в честь матушки. До девяти лет я росла при дворе любимой маменьки, затем должна была отправиться в Европу для дальнейшего воспитания, но мой кузен Пётр, подстрекаемый женой своей, нынешней императрицей Екатериной, решил погубить меня. Его слуги бросились за мной, чтобы предать смерти, однако верные люди спасли и спрятали в глубине сибирских лесов. Когда мои преследователи и там отыскали меня, я была переправлена в столицу донских казаков, но и тут не нашла надёжного убежища, потому вынуждена была бежать в Персию.

Персидские вельможи сразу распознали, кто я есть по рождению, и окружили меня всяческим вниманием. Я жила в роскошном дворце, сотни слуг угадывали малейшее моё желание; ни в чём я не знала отказа. Но как-то ночью меня пытались убить подосланные Екатериной злодеи; пришлось мне оставить Персию и отправиться в Европу, в Лондон, где надеялась я найти защиту и покровительство. Я всё это действительно нашла, но не в такой мере, как думала, поэтому мне пришлось ездить по европейским дворам, дабы найти помощь против жестокой узурпаторши, под чьим гнётом стонет несчастная Россия.

Что касаемо моего кузена Петра, то он понёс расплату за то, что поддался соблазну власти: заняв российский престол в обход меня, он едва не был погублен всё той же Екатериной, коварной супругой своей. Едва избежав гибели, он принуждён был долгие годы скитаться под чужим именем по России, пока не решился открыться, кто он есть на самом деле. Екатерина объявила, что он донской казак Пугачёв, но это клевета. Совершенно раскаявшись в злых против меня действиях, Пётр воевал за возвращение трона нашему семейству, но потерпел неудачу. Я имею, однако, письма его, в которых он мои права на престол российский полностью признал…

Я слушал эти россказни со всей серьёзностью, хотя порой едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Верила ли она сама в то, что говорила, не знаю, но видал я одного актёра, который представлял в театре Цезаря и так заигрался, что и в жизни начал себя вести как Цезарь; закончилось