– Что ищите, боярыня, черт свою служку унес! Туда ведьме и дорога! – с непонятным торжеством произнесла Степанида и набожно перекрестилась. – А дом-то освятить надобно, как только похороним!

– При чем тут черт? – не поняла Анна.

– Как при чем?! – удивилась Степанида, – не зря люди про Велесову ночь говорят!

– Типун тебе на язык, Стеша! Что зазря напраслину возводишь! – попробовала вступиться за погибшую Глашка.

– А ты не защищай! Хозяева-то на Варвару как на икону молились, а сколько волка не корми, а он все в лес смотрит.

Степанидино злорадство Анна взяла на заметку. На память пришли слова Варвары о некоем Федьке, катавшемся как сыр в масле у Степаниды. Имела ли стряпуха отношение к неожиданной смерти ключницы? Женщины друг друга явно не любили, но одно дело не любить, а другое отправить на тот свет. Осмотрелась, больше оставаться в холодной надобности не было. Все, что нужно, она увидела, и все, что смогла, поняла. На выходе столкнулась с хозяйкой.

– Доброго дня вам, боярыня, что же вы наверх не поднялись? Если бы не Артемий, так и разошлись мы бы с вами! – певуче произнесла Прасковья Игнатьевна.

– Я обязательно бы поднялась к вам, просто мне сказали, что вы в церкви и пока не приходили.

– За упокой души Варвариной помолилась и свечечку поставила, кроме меня больше некому, – пояснила барыня и благочестиво перекрестилась, только на лице читалось явное и нисколько не скрываемое облегчение.

– Такую грешницу всем скопом отмаливать не отмолишь! – подала голос Степанида.

– Ты что тут, Стеша, забыла, али работы тебе не хватает? – будничным тоном, словно исключительно для проформы, произнесла Лыкова. – Ступай.

Прасковья Игнатьевна грустной не казалась, странно, вроде бы Варвара пользовалась безграничным доверием хозяев, и хорошие слуги на дороге нигде, даже в московском государстве, не валялись. «Хорошо бы понять, – пронеслось в Аниной голове, – ставила ли ты свечку за упокой души твоей ключницы или за избавление от нее?» Подумала и сама собственным мыслям удивилась. Нет, в этом поместье явно было трудно найти того, кого смерть ключницы огорчила, зато тех, кого обрадовала, и искать не надо было.

– Пожалуйте, боярыня, к нам, обед скоро будет готов, не обидьте! – пригласила Лыкова.

Анна согласилась, хотя есть ей хотелось меньше всего, но поговорить с обитателями дома следовало бы, да и ее поспешный уход мог быть воспринят как оскорбление. Кроме того, пока ничего путного узнать не удалось, вот и поговорит с хозяевами и итальянскими гостями за обедом. Правда, к ее разочарованию, никто о смерти ключницы за столом упоминать не собирался. Придется начинать самой, выхода у нее не было. Она вздохнула, прокрутила в голове возможные варианты и, наконец, решилась:

– Я послана великой княгиней, чтобы разобраться со странной смертью вашей ключницы.

– А что в ней странного? – удивился Лыков, – сердце, небось, прихватило.

– Она была отравлена, это убийство! – не стала ходить вокруг да около Анна.

– Отравлена! Убийство! – в один выдохнули присутствующие.

Непрестанно крестившаяся Прасковья стала напоминать ветряную мельницу, Василий пошатнулся, итальянцы переглянулись и побледнели, Лыков единственный, кто оставался спокоен, только заходившие под кожей желваки выдавали волнение.

– Кому она нужна, а Варвара-то? Зачем ее убивать? – возразил дворянин.

– Конечно, – подхватил идею Лыкова верткий Лоренцо и закрутил по своей привычке головой, – повод должен же быть какой-то. Возможно, что сама себя отравила. Ведь дверь, если слуги не врут, была заперта изнутри.

– Точно, наложила на себя руки, – поддержал брата Луиджи.

Анна скептически пожала плечами. Меньше всего Варвара была похожа на самоубийцу. Хотя ни от одной из гипотез отрекаться было не след. Пока она размышляла, ее молчание стало еще больше раздражать присутствующих. Все явно занервничали, и напряжение в комнате стало настолько ощутимым, что к нему можно было прикоснуться рукой. Верховная боярыня же никак не могла решить с чего начать. Софья откровенно дала ей понять, что необходимо в этом деле разобраться. У нее была уже полная уверенность в том, что Варвару убили. Но кто и зачем? Вечные вопросы.

– Я бы хотела сначала, чтобы вы мне рассказали, как прошел вчерашний вечер. Заметил ли кто-нибудь что-то необычное в поведении Варвары, – обратилась она по старшинству к хозяину дома.

Тот нехотя пробасил:

– Все было как обычно, да и откуда нам знать, Варвару мы к столу не звали, ела она с челядью внизу.

Слова боярина подтвердили Прасковья и Василий. Выяснилось также, что итальянцы ужинали у себя, к общему столу не спустились, для них специально стряпуха молочного поросенка с гречневой кашей приготовила, так как Лыковы в тот день ели только постное.

– Разве вчера пост был? – вырвалось у Анны.

– А как же? – не без дальнего умысла вставил Лыков, придав лицу подобающее в данном случае благочестивое выражение, – вы, боярыня Анна, к заморским порядкам привыкли, а в нашем доме все по исконному, вековому обычаю установлено, как наши богомольные деды-прадеды жили, так и мы живем!

Анна выругалась про себя. Оплошности ей было допускать не впервой, но эта была слишком явной. Показывать свое равнодушие к соблюдению постов было по меньшей мере неосторожно. На Руси верили истово, тщательно соблюдая каждый положенный по церковному уставу постный день. Прасковья Игнатьевна тем временем незаметно пихнула в бок своего благоверного. Тоже вздумал ближнюю Софьину боярыню жизни учить! И заторопилась отвлечь знатную гостю от неприятных слов собственного мужа.

– Только мне показалось, что Варвару что-то беспокоило. Странная она стала, то рада-радешенька, то глаза печальные и от испуга шарахается.

Анна тут же встрепенулась.

– Что с ней случилось?

– А вот это мне неведомо, – развела руками Прасковья.

– Мне придется вернуться и опросить всех ваших слуг, – как бы извиняясь произнесла Анна.

– А зачем это… – открыл было рот Лыков, но на этот раз получил такой сильный тычок в бок, что даже крякнул от неожиданности.

– Милости просим, – почти пропела Прасковья Игнатьевна, – что скажете, то и выполним, для нас ваше слово – приказ.

– А кто-нибудь из вас спускался в подклет?

Все только руками развели.

– А что нам там делать? – удивился Лыков. – У слуг своя жизнь, у нас своя.

– Я припасы с утра проверяю, а во всем остальном на Варвару как на себя полагалась, – пояснила Прасковья Игнатьевна. – День был особенный, так я духовные стихи Мише с Васенькой почитала, а потом на покой пошли. Ночь-то была непростая, опасная ночь!

– Это вы про Велесову ночь говорите?

– Про нее, – кивнула головой Прасковья и отвела глаза. – И Варваре сколько раз говорила, судьбу не искушать.