двери. Глухие звуки оседают в ушах.

Когда я понимаю, что Аверин привез меня к себе домой, застываю, облитая ледяной водой.

Не могу произнести и слова. Я была в его квартире не более двух раз. Тогда у мажора была вечеринка, а сам Стас меня не замечал.

Сейчас же все по-другому.

– Идем? Не хочу, чтобы нам кто-то мешал. А у меня мы будем одни.

Ледяными руками хватаюсь за ручку двери и выхожу на улицу. Холодный ветер распахивает в разные стороны куртку, а я не чувствую эти порывы. Тело горит. Мне кажется, что солнечные лучи до меня одной доносятся и жарят.

– Боишься меня? – спрашивает в лифте, когда прислоняется к противоположной стене и внаглую рассматривает.

– Нет, – уверенно отвечаю.

И я правда уже не боюсь Стаса.

Я боюсь себя и своих чувств к нему.

– Тогда прошу.

Аверин пропускает меня вперед, когда открывает и распахивает входную дверь. Взглядом задерживаюсь на глазах мажора, подмечая, что сейчас в них такие же холодные блики, какие я видела в глазах его отца.

– Попалась, лисица.

Чувствую влажное, горячее дыхание за спиной, и россыпь мурашек заполняет собой всю поверхность кожи спины и шеи.

Глава 15. Саша

Глава 15. Саша

У Аверина какой-то дар читать меня, когда я и вопрос не успела задать. Неужели все написано на мне?

Саша.

Осторожно ступаю по теплому паркету в зал. Была здесь несколько раз, и постоянно у него кто-то был. А сейчас мы с ним одни. В этой большой квартире.

И волнительно, и интересно.

В груди, такое чувство, работает шальной мотор, а не сердце. И сейчас он выпрыгнет наружу.

– Кофе? – подкрадывается сзади, пока я, обняв себя руками, изучаю полный порядок в комнате.

– Да ты само гостеприимство, господин мажор.

Стас уходит на кухню, а я прохожу по коридору в ванную, чтобы помыть руки. Не удерживаюсь и заглядываю в соседнюю комнату – спальню.

Касаясь ручки двери, и кровь застывает в венах. Живот наполняется тянущим теплом, и преследует какое-то неправильное чувство.

– Ваш кофе, госпожа лисица!

Резко отдергиваю руку, пугаюсь. У Аверина способность подкрадываться и пугать.

Забираю большую чашку с воздушной пеной и делаю глоток.

Капучино.

Надо же, запомнил, какой кофе люблю.

– Пройдешь? – кивает на чуть приоткрытую дверь спальни.

Кажется, даже по лицу ползут мурашки. Не могу поднять взгляд и посмотреть на Стаса. Я в чужой квартире и хотела проникнуть в святая святых – хозяйскую спальню.

Что я там хотела увидеть? Разбросанные женские вещи и почувствовать аромат сладких духов?

– Пожалуй, нет.

– Почему?

Стас толкает дверь.

Кровать, шкаф, огромная плазма. Обычная комната, где спят.

И на первый взгляд никаких женских следов.

– Миленько, – говорю.

Не знаю, как поступить дальше. Войти и осмотреться или вернуться в гостиную? Аверин не помогает же в этом вопросе. Стоит и выжидает. Как специально.

Спина вся мокрая от такого напряжения.

Часто отпиваю вкусный кофе, хоть как-то занимая руки.

– У тебя нет ни одной фотографии. Ни на стене, ни на тумбочках, – озвучиваю то, что заметила.

Стас хмурится и делает шаг в сторону. По лицу прошлась серая тень. На какой-то миг Аверина стал выглядеть старше своих лет. Какой-то измученный, израненный. Захотелось подойти к нему и обнять.

– Не люблю сентиментальности, – коротко и скупо отвечает.

Расспрашивать дальше смысла нет. Эта тема запретная и вряд ли Стас еще когда-либо приоткроется мне.

– А у меня много фотографий. Я вообще люблю печатные фотографии.

Аверин медленно возвращается в зал, я в таком же темпе бреду сзади.

– И все в розовых рамочках, – язвит.

– Вообще-то, не люблю розовый цвет.

– Уау!

Стас останавливается за метр до зала и перекрывает проход. В коридоре темно, свет доносится только из окон гостиной.

Мне не по себе, атмосфера вокруг нас меняется.

Если бы у меня в чашке была ложка, то мы бы слышали противное позвякивание. Руки не слушаются, в ногах слабость, когда взгляд Аверина останавливается на моем лице.

Приоткрываю губы и втягиваю тугой воздух через рот. Кислород стремительно проникает в кровь и кружит голову.

– Тогда какого цвета твои рамочки? – сухо и хрипло спрашивает.

– Бежевые. И фисташковые.

– Фисташковые? Это какой цвет-то?

– Ну, допустим, зеленый.

Каждое слово прокатывается эхом, но говорю еле-еле.

Стас нависает. Его аромат душит клетки, всасывается через ноздри внутрь тела. Я прижата к стене без возможности шевелиться.

– Зеленый и я люблю.

Звуков почти неслышно, читаю по губам. Шепот бьет про промежности, будто Аверин говорил все громко и четко своим низким голосом.

– Тогда подарю тебе зеленую рамку. Вставишь в нее… что-нибудь.

– Вставлю… – широко улыбается и облизывает губы.

Мажор прижал меня к стене, грудь касается его широкой грудной клетки. Ребра стучат друг об друга, когда мы глубоко дышим.

– Кофе поставь, – почти приказывает.

– Что?

Ухмыляется.

Лицо Стаса так близко, что я вижу, как верхние ресницы слегка подрагивают, когда мажор пробегает взглядом по моим глазам.

– Если не поставишь чашку, кофе прольется. Моя любимая чашка, возможно, разобьется.

– Твоя любимая чашка? Ты налил мне кофе в свою… чашку? – ух… дурно.

Я все еще не верю, что все это со мной происходит.

– Придется кроме рамки еще и чашку покупать. И все для меня, да?

Эгоист и самовлюбленный тип в нем не умрет никогда. Стукнуть бы его, но руки уже увиваются на шее мажора. И просто пропускаю его слова мимо ушей.

Мне, честно говоря, уже не хочется говорить.

Стас сам забирает кофе и ставит его сверху обувницы. Мы же почти в коридоре. До зала так и не дошли.

Потом Аверин возвращается взглядом ко мне и водит им по моему лицу: глаза, кончик носа, подбородок, губы.

Горло от сухости сузилось, стенки слиплись. Вижу нечетко и мутно. А во всем теле щекочущие ощущения.

– Лисица…

– Саша!

Его обращение в эту минуту задевает. Не хочу быть для негоочередной. Я не зайка, даже не лисица, не безымянная девчонка, которая глупо влюбилась в мажора.

Не хочу, чтобы после меня другая девушка приходила к нему домой и проверяла спальню на наличие там забытых женских вещей.

Мажор не отвечает. Дважды мажет взглядом по шее, кожа которой пылает, и целует. Раскрывает губы языком, проникая внутрь, и целует так, как первый раз, в