Ребекка припомнила, как обедала с Адамом несколько недель назад и тот говорил ей о Полливог. Каким счастливым он тогда выглядел. В тот момент она вдруг осознала, сколько радости ушло из него за последние пару лет.

Затушив сигарету, она наклонилась вперед.

– Майя, у вас прочные отношения, – заметила она. – У всех пар бывают взлеты и падения.

Сказав это, Ребекка замерла в ожидании, что Майя вновь заявит ей примерно то же: она не в состоянии понять, поскольку никогда не была замужем. Однако Майя лишь пожала плечами.

– Я знаю, – промолвила она, – но все это выглядит… не очень здорово.

Адам и Майя. Майя и Адам. Они были совершенно не похожи друг на друга: экстраверт и интроверт, шутливый и серьезная. Но вместе они составляли целое, сбалансированное существо. Ребекка не могла представить Майю без Адама. Она и свою жизнь не могла представить без такого зятя.

– Это лишь фаза, – заметила Ребекка, – и вы через нее пройдете. Ускорить ее нельзя – тут уж ничего не поделаешь. Но кое-что ты можешь изменить, и это касается твоей работы. Ты слишком много работаешь в последнее время.

Работа относилась к темам, которые она могла понять, и тут уж Ребекка чувствовала себя на твердой почве. Майя подменяла сейчас одного из коллег, который ушел в отпуск. Но его мог заменить кто-нибудь другой – из тех, у кого не было выкидыша пару недель назад.

– Ты же знаешь, в такие моменты мне нужно все время чем-нибудь заниматься, – возразила Майя.

Ребекка это знала. Работа всегда была для Майи способом справиться с трудностями. Вот и после смерти родителей, когда жизнь их полностью перевернулась, Майя с головой ушла в учебу. Учителя в школе возносили ее до небес. Майя всегда была хорошей ученицей – из тех, кому не приходилось зубрить помногу часов, чтобы получать отличные отметки. Ребекка, которой учеба давалась не так легко, неизменно завидовала сестре. Но после смерти родителей Майя еще усердней налегла на занятия, потратив на обучение в старших классах не четыре года, а три. Все с восхищением говорили о ее способностях, и никто словно бы не замечал того, что Ребекке пришлось пожертвовать годом в колледже, чтобы заменить сестре мать и отца. Она готовила, стирала и убиралась в доме, пока Майя становилась лучшей ученицей в своем классе.

Но главное, что изменилось в Майе после гибели родителей, – это то, что из счастливого и беспечного ребенка она превратилась в особу, боящуюся собственной тени. И это неудивительно, ведь тогда она тоже оказалась на линии огня. Кто бы не изменился, пройдя через такое?

Ребекка со вздохом закрыла книжку: за последние пятнадцать минут она не усвоила оттуда ни капли информации. Допив свой кофе, она решительно поднялась со стула. Пора пробежаться. Бег поможет изгнать тяжелые воспоминания.

Выйдя из магазина, она направилась в сторону машины. Ребекка шла быстро, словно стараясь оставить позади неприятные мысли, однако сделать это было не так-то просто. Весь прошлый вечер, пока они разговаривали с Майей, Ребекка вспоминала о стрельбе в ресторане. Она ненавидела оружие и терпеть не могла ухаживать за теми, кто получил огнестрельное ранение. Тем не менее она делала это, пытаясь спасти им жизнь, с той одержимостью, которая выходила за рамки простого профессионализма. Прошло уже двадцать лет, но в каждом раненом она по-прежнему видела окровавленные тела своих родителей.

Происшествие в бразильском ресторане наверняка напомнило Майе о том вечере. Ребекка ясно видела панику в ее глазах. И даже через пару часов, обняв сестру на прощание, она почувствовала, что та дрожит. По молчаливой договоренности они никогда не обсуждали между собой убийство родителей, но Ребекка неизменно чувствовала свою вину перед Майей.

Она знала: сестре есть за что упрекнуть ее.

– Вот это да! – воскликнул Адам, удобно расположившийся в гостиной на диване. – Майя, ты только взгляни!

Я закрыла посудомойку и направилась в гостиную. Дождь за окнами лил сплошным потоком, и сгустившаяся тьма не позволяла разглядеть окружающих дом деревьев. Время уже перевалило за восемь вечера, и было непонятно, вызвана ли эта тьма одним ливнем или приближающейся ночью. В любом случае в такую погодку лучше сидеть в уютном доме. Чонси притулился у раздвижной двери, глядя на улицу с немой печалью.

Адам кивнул в сторону телевизора.

– Это в Уилмингтоне, – пояснил он. – Говорят, урагану уже присвоена четвертая категория.

Я уселась рядом на диване. Репортер, одетый в плащ с капюшоном, отчаянно цеплялся за фонарный столб под усиливающимися порывами ветра. Второй рукой он пытался прикрыть глаза от потоков дождя. Шум был такой, что он не говорил, а кричал в микрофон. Я прищурилась, всматриваясь в экран.

– Где это он? – спросила я. Уилмингтон находился в трех часах езды от нашего дома. Мне всегда нравился этот приятный городок, расположенный на реке Кейп-Фир.

– Это, случаем, не Набережная?

– Верно, – ответил Адам. – Только послушай.

– …не движется, – донесся до меня голос репортера. – Словно застыл в устье Кейп-Фир. На улицах сейчас никого нет, однако большинство жителей не успело эвакуироваться. Некоторые попытались это сделать, поскольку ожидается, что вот-вот на берег обрушится еще один ураган, Эрин. В этом-то и состоит проблема… – Он хлопнул рукой по капюшону, пытаясь удержать его на голове. – Большая проблема. Тут полно людей, которые хотели эвакуироваться и застряли прямо на дорогах – из-за наводнения и упавших деревьев. Они старались… выбраться, но оказалось слишком поздно. – Последовал очередной порыв ветра, и репортер еще яростнее вцепился в фонарный столб. – Никто не ожидал, что Кармен окажется такой разрушительной… И уж точно никто не ожидал, что она обрушится на берег именно здесь. Как я уже сказал, люди пытаются выбраться из города на машинах, но большинство крупных дорог и почти все мелкие уже оказались под водой. И если следующий шторм, Эрин, ударит в этом же месте, – он наклонился, пытаясь увернуться от пролетевшего мусора, – если, говорю вам, Эрин ударит здесь же, мы получим крупнейшую за последнее время катастрофу.

Чонси пристроился рядом со мной. Пес положил свою большую голову мне на колени, и я стала легонько поглаживать его короткую шерсть.

– Надеюсь, до следующего урагана еще далеко, и люди успеют уехать. – Я глянула в окно, но там по-прежнему царила непроницаемая мгла. Ветер и ливень не прекращались, и я с тревогой подумала о нашем дворе. Я не забыла про ураган Фрэн, ударивший по Северной Каролине вскоре после того, как я перебралась в этот штат. Тогда я училась в медицинском колледже и жила в одной квартире с Ребеккой. До сих пор помню деревья, в беспорядке наваленные во дворах и на улицах города.

– Чего нам стоит ожидать? – спросила я у Адама. – Они не сказали?

Покачав головой, он приобнял меня за плечи, и я вдруг ощутила глубокое облегчение. За исключением того момента в ресторане, когда мы сидели с ним в коридоре, Адам не проявлял ко мне особой нежности. Я старалась не принимать это слишком близко к сердцу, не желая ставить под сомнение наши отношения. И сейчас я с готовностью прильнула к нему. Мне хотелось вернуть былую близость. Хотелось поговорить с ним по душам. Раньше мы с легкостью разговаривали на разные темы. Однако я не решалась обсуждать с ним то, что крутилось у меня в голове. Я чувствовала, что буду выглядеть в его глазах жалкой и смешной, тогда как Адам хотел видеть меня сильной и уверенной в себе. Вдобавок я здорово сердилась на него за то, что он отгородился от меня и моих проблем. Прежде я редко сердилась на мужа и теперь просто не знала, что с этим делать. В голове у меня постоянно крутилось одно и то же: потерянный ребенок, бывшая жена Адама, решившая все-таки завести детей, и мой аборт, о котором я ему никогда не говорила. Порой я думала: пора сесть и сказать ему: прошу тебя, Адам, мне нужно это выплеснуть. Выслушай меня и не говори, что все у нас хорошо и мне не о чем беспокоиться. Прошу тебя. Но я так ничего и не сказала. Мне было страшно, и я даже не знала толком, чего именно я боюсь.