— У Змееглава так и нет сына?

Небесный Плясун покачал головой:

— Нет, но его внук рано или поздно будет нами править, потому что старый лис выдал одну из своих дочерей — Виоланту, которую все зовут просто Уродиной, — за Козимо Прекрасного, и она успела родить от него сына до того, как юноша отправился в злополучный поход. Говорят, Змееглав, чтобы Жирный Герцог согласился взять ее в жены своему сыну, дал ей в приданое драгоценную рукопись да еще своего лучшего придворного миниатюриста. Да, прежде Жирный Герцог любил рукописи не меньше, чем вкусную еду, но теперь его драгоценные книги покрываются плесенью! Ничто его больше не интересует, и меньше всего — его подданные. Люди шепчутся, что в этом и был план Змееглава. Он будто бы сам приложил руку к тому, чтобы зять его не вернулся из-под крепости Каприкорна. Тогда после смерти Жирного Герцога трон достанется его внуку.

— Что ж, люди, наверное, правы.

Сажерук поглядел на собравшихся в душном зале. Бродячие торговцы, цирюльники, подмастерья, музыканты с обтрепанными рукавами. Один притащил с собой кобольда, с несчастным видом сидевшего рядом с ним на полу. По многим похоже было, что они не знают, чем заплатить за вино. Веселых, не отмеченных нуждой и болезнью лиц почти не видно. А разве он ожидал иного? Надеялся, что все горе его мира ушло куда-то, пока его не было? Нет. Он десять лет мечтал только о возвращении — не в рай, а всего лишь домой. Разве не хочет рыба обратно в воду, даже если там и подстерегает щука?

Какой-то пьяница натолкнулся на их стол и чуть не опрокинул вино. Сажерук подхватил кувшин.

— А люди Каприкорна — Огненный Лис и прочие? Они все погибли?

— Мечтать не вредно! — Небесный Плясун горько усмехнулся. — Все поджигатели, сбежавшие от Козимо, были приняты с распростертыми объятиями в Замке Ночи. Огненного Лиса Змееглав сделал своим герольдом, и даже Свистун, старый музыкант Каприкорна, поет теперь свои мрачные песенки в Замке Серебряных Башен. Он ходит в шелку и бархате, и карманы у него полны золота.

— И Свистун еще тут? — Сажерук провел ладонью по лицу. — Господи, а чего-нибудь хорошего у тебя не найдется рассказать? Чего-нибудь, чтобы порадоваться, что я снова здесь?

Небесный Плясун рассмеялся так громко, что Коптемаз обернулся и посмотрел в их сторону.

— Лучшая новость — что ты вернулся! — сказал он. — Мы по тебе скучали, Повелитель Огня. Феи, говорят, вздыхали по ночам, водя свои хороводы, с тех пор как ты нас предательски бросил, а Черный Принц каждый вечер перед сном рассказывает о тебе своему медведю.

— Принц тоже никуда не делся? Отлично. — Сажерук с облегчением отхлебнул вина, хотя оно было и вправду на редкость гадкое. Он не решался спросить о Принце, опасаясь, что с ним случилось то же, что и с Козимо.

— Да, у него все в порядке. — Небесный Плясун заговорил громче, потому что за соседним столиком два торговца затеяли перебранку. — Он все тот же — черен как уголь, скор на язык, нож достает еще скорее и никогда не ходит без своего медведя.

Сажерук улыбнулся. Это и вправду хорошая новость. Черный Принц… Укротитель Медведей, Метатель Ножей… Наверное, так и не сумел примириться с тем, как жизнь устроена. Сажерук знал его с тех пор, как они оба были детьми, сиротами, подкидышами. В одиннадцать лет они вместе стояли у позорного столба, там, по ту сторону леса, откуда оба они родом, и потом от них два дня воняло гнилыми овощами.

Небесный Плясун взглянул ему в лицо.

— Ну? — сказал он. — И когда же ты спросишь меня наконец о том, что просится тебе на язык с той минуты, как я хлопнул тебя по плечу? Спрашивай! Не дожидайся, пока я напьюсь так, что не смогу тебе ответить.

Сажерук не мог удержаться от улыбки. Небесный Плясун всегда был мастером читать в чужом сердце, хотя по его круглому лицу этого не скажешь.

— Что ж, и впрямь. Как она поживает?

— Ну наконец-то! — Небесный Плясун самодовольно улыбнулся, показав две дыры на месте выпавших зубов. — Во-первых… Она по-прежнему красавица. Живет теперь в доме, не поет, не танцует, закалывает волосы наверх, как крестьянка. У нее есть клочок земли на холме позади замка, и она разводит там травы для цирюльников. Даже Крапива у нее покупает. Живет она с этого ни шатко ни валко и растит двух ребятишек.

Сажерук попытался сделать равнодушное лицо, но по улыбке Небесного Плясуна понял, что ничего не вышло.

— А тот торговец пряностями, что все вокруг нее увивался?

— А что тебе до него? Он уже много лет уехал отсюда, живет теперь, наверное, в большом доме у моря и становится все богаче с каждым мешком перца, который подвозят его корабли.

— Так она не вышла за него замуж?

— Нет. Она вышла за другого.

— За другого?.. — Сажерук снова попытался говорить равнодушно, и снова напрасно.

Небесный Плясун несколько мгновений наслаждался его беспомощностью, а потом продолжил:

— Да, за другого. Бедняга вскоре умер, но оставил ей сына.

Сажерук несколько мгновений молчал, слушая биение своего сердца. Глупый мышечный комок.

— А девочки?

— Ах да, девочки. Интересно, кто же их отец? — Небесный Плясун снова улыбнулся, как мальчишка, которому удалась злая шалость. — Брианна стала такой же красавицей, как мать. Хотя у нее твой цвет волос.

— А Розанна, младшая?

У нее волосы были черные, как у матери.

Улыбка исчезла с лица Небесного Плясуна, как будто Сажерук стер ее тряпкой.

— Малышки давно уже нет, — сказал он. — Лихорадка. Через две зимы после твоего исчезновения. Тогда многие умерли. Даже Крапива не могла им помочь.

Сажерук рисовал липким от вина пальцем линии по столу. Потерял. За десять лет многое можно потерять. Мгновение он отчаянно пытался вызвать в памяти маленькое личико Розанны, но оно расплывалось, словно он слишком долго старался его забыть.

Небесный Плясун помолчал вместе с ним среди общего шума. Потом с трудом поднялся. Не так-то легко было встать с низкой скамьи с негнущейся ногой.

— Мне пора, дружище, — сказал он. — Я должен отнести еще три письма, два из них в Омбру. Мне нужно быть у городских ворот до наступления темноты, не то стражники опять вздумают шутки ради меня не пускать.

Сажерук все еще чертил линии по темному столу.

Через две зимы после твоего исчезновения — эти слова жгли ему мозг, как крапива.

— А где разбили свои шатры остальные?

— Прямо под стенами Омбры. Милейший внук нашего князя скоро будет отмечать свой день рождения. По этому случаю всех комедиантов и музыкантов приглашают в замок.

Сажерук кивнул, не подымая головы:

— Посмотрим. Может, и я там появлюсь.

Он быстро встал с жесткой скамьи. Девочка у камина посмотрела на них. Примерно столько лет было бы сейчас его младшей дочери, не унеси ее лихорадка. Он протиснулся вместе с Небесным Плясуном мимо полных народа скамей и стульев к выходу. Погода по-прежнему была прекрасная, солнечный осенний день в пестром, как у комедианта, наряде.