Теперь семья Авсеевых пополнилась на одного человека. Только на одного, так как кормильца-мужа нет, но появилось две дочки-погодки трех и четырех лет. Ни Параскева, ни Марья, никогда не осудят поступки своих мужей. Если мужики это сделали, то так было нужно. Ну а Господь прибрал, так было угодно, человеку не познать замысел Божий. И не им, бабам ругать кого бы то ни было. Ну а в остальном… голод пережили, переживут и потерю мужей.

Глава 4

Москва

19 мая 1606 года

Петр Федорович шел по Москве в сопровождении своей свиты. Чубатые казаки, как и вооруженные люди, которых было бы сложно отличить от представителей зарождавшегося дворянства, мерно шли по столице огромной державы. Той державы, о которой мудрец мог сказать: «Земля у нас обильна и богата, а наряду в ней нет». Такими словами старейшины ильменских словен и ряда финно-угорских плен приглашали править князя Рюрика, давая старт для русской государственности. И вот Рюриковичи оскудели своими представителями, и вновь встает вопрос, кому же управлять сложным и громадным государством.

Петр Федорович, сын последнего русского истинного царя Федора, сына Иоанна Великого, оказывался главным претендентом на престол. Если бы не одно маленькое «но»… У Федора Иоанновича не было детей. Но терских казаков этот факт нисколько не смущал, и они назначили своего претендента на русский трон.

Илейка Муромец оказывался заложником обстоятельств и не особо и желал становиться несуществующим Петром Федоровичем. Но старшие сказали, что он Петр Федорович, значит так и есть.

Илейка получил личное приглашение от царя Димитрия Иоанновича на свадьбу, но не успел к ней, приехав только сегодня… после непонятных событий в Москве [Некоторые исследователи писали, что такой персонаж действительно приехал в Москву на второй день, после убийства Димитрия]. Может это было и к лучшему. Кто его знает, для чего позвал царь того, кто представляется его племянником. Может, чтобы убить? И теперь никому в стольном граде царства нет никакого дела до того, что это за небольшой вооруженный отряд направляется в сторону лобного места.

— Что делать станем? — спросил казак Булат Семенов.

— Атаман наказ давал, чтобы за малое дань с Москвы взять, — констатировал казак Осипка [атаман Бодырин называл «данью» обещанное Москвой жалование казакам].

— С кого брать? Не видите, что творится? Власти нет! — говорил Булат Семенов.

В подобных разговорах молодой, и не сказать, чтобы великий, разумник Илья, по прозвищу Муромец, помалкивал. Ему уже ставили на вид, что поведение Илейки не соответствует царскому, что речи его не умны и не последовательны, потому и советовали помалкивать, да многозначительно кивать.

— Пошли на лобное место! Там и узнаем, что случилось, — сказал ЛжеПетр.

Восемь казаков, до того мерно шагающих по мощенным грубо обтесанными досками узким дорогам Москвы, резко остановились и синхронно посмотрели в сторону Илейки. Наконец, он высказал, действительно, неглупое предложение.

Разодетый в богатейший кафтан, в красных сапогах с орнаментом, с перстнями на четырех пальцах, — тот, кто провозглашен Петром Федоровичем, выглядел скорее комично, чем действительно богато. Одежда не была подогнана по фигуре, пусть на Руси часто и носили одежду на размер-два больше, но не так, чтобы худощавая фигура невысокого парня был облачена в бесформенные мешки, пусть и шитые золотой нитью. Муромец не знал, с кого именно сняли казаки столь дорогую одежду, его это не заботило, он все равно был горд и счастлив теми обстоятельствами, которые его возвысили.

И богатая, статусная одежда… люди видят, что идет знатный человек, пусть кафтан и собирает грязь своим подолом. Многие думают, что раз столько много лишней ткани может себе позволить человек, значит, действительно весьма и весьма богат и знатен. И лучше подальше от такого. Вот и расступались перед представительной делегацией даже оружные люди.

Казаки шли на лобное место и все больше вопросов у них появлялось. Да, они знали, что позавчера в Москве имели место некие события и то ли убили царя, то ли он сбежал, — никто так толком и не рассказал. Но основные видаки и рассказчики всегда будут на Соборной площади или на Лобном месте. Казаки не собирались ломиться в Кремль и демонстрировать письмо от царя, мало ли, кто сейчас у власти. Нужно было больше информации.

— Да, знатно в Москве погуляли! — сказал Осипко, разглядывая пепелище сожжённых двух рядом стоящих усадеб.

На лобном месте было многолюдно, но четко просматривалось, что люди выстроились в очередь, которая потихоньку, но двигалась.

— А что, мил человек, — обратился Булат Семенов к стоящему последним в очереди человеку. — Хлеб дают?

Полноватый мужик, одетый в недешевые одежды и в сапогах, укоризненно посмотрел на казака, но, заприметив, рядом стоящего Илейку Муромца, исполняющего роль Петра Федоровича, москвич отвесил поклон. Вероятно, он руководствовался той истиной, что лучше богато одетому человеку поклониться, чем не сделать этого и заиметь проблемы.

— Боярин, — обращался Елисей Потапов, мелкий торговец, который возил товар московских ремесленников в иные города, но пока не особо преуспел в этом. — Тама мертвяка выставили на телеге с маской бесовской. Люди бают, что то Димитрий Иоаннович, которого убили ляхи вчера.

Казаки переглянулись. Каждый думал об одном и том же. Если убили царя, то можно же его воскресить и не городить огороды с несуществующим Петром Федоровичем. Вместе с тем, любопытство взяло верх, и казаки пошли вперед очереди. Ну не престало же сыну русского царя Петру Федоровичу плестись в конце очереди. И люди пропускали безропотно. Богато, пусть и несуразно, одетый молодой человек, которого окружают воинственного вида бойцы — это пропуск и многие открытые двери, по крайней мере, в среде еще не оформившегося подлого сословия.

— Матерь Божья! — Илейка перекрестился.

Перед ним и его сопровождающими возникла картина с обнажённым телом некоего человека, который умер явно в мучениях. Тело изобиловало множеством синяков, порезов. Лицо убитого было прикрыто страшной маской, которая создавала образы сатанинской свиты.

Люди подходили к телу и с них требовали плюнуть в убитого. Кто-то это делал, ибо вооруженные люди, что находились у подводы с телом, требовали от тех, кто отказывался. Чаще было так, что чем большим статусом обладал человек, тем менее резко от него просили клясть и плевать в убитого. Казаки не