родившегося ребенка в качестве заложника. Семья Михаила Игнатьевича оставалась в Москве и весьма вероятно уже осваивается в пыточной. А потому, нужно их обменять на Годунову.

«А что потом?» — думал Татищев. — «Убегать? Скрываться? Предавать вновь, но уже не царя, весь православный люд, веру? Да и земли отберет царь, боярство отымет. Так что, иначе нужно: уповать на милость государя, но не требовать от него».

— Матушка-царица, заступись! Я же ничего дурного тебе не сделал, да и не супротив государя я пошел, а более супротив Петьки Басманова. Пощади! — говорил Татищев, а Ксения, вдруг, поверила, что так и будет — она станет царицей, несмотря на постриг.

*………*………*

Брянск.

30 июля 1606 года

— Ну, наконец-то, прибыли! Я ж заждался уже! — чуть ли не прокричал Богданко из Орши, встречая весьма представительную делегацию во главе с Михаилом Ивановичем Мстиславским.

Лжедмитрий Могилевский обнял боярина-Рюриковича Мстиславского, потом Трубецкого, Воротынского, никого не обделил вниманием.

— Испейте вина с дороги! — Димитрий пытался проявлять радушие так, как это он понимал.

Нет, с Богданкой до сих пор занимаются, учат неразумного этикету и правилам, но некоторые вещи либо даются, либо не стоит и пробовать.

Мстиславский чувствовал себя униженным, он ехал не сюда, не к лжецу из Могилева, который осадил русский город Брянск и в войске которого почти и нет русских. Михаил Иванович стремился на аудиенцию к королю Сигизмунду, рассказать, как он предан и что готов служить. Хотел в Польшу, но был перехвачен отрядом разгульных людей, что грабили русские земли именем государя.

Мстиславский был уверен, что его Сигизмунд должен принять знатнейших русских бояр. Шуйский сбежал к шведам, значит и у польского короля должны быть свои козыри. Не будет Димитрий Иванович не тульский, но Московский, выполнять те обещания, что давал ранее. И не делать же ставку на лжеца из Могилева? Сигизмунд же разумный политик.

— Пан Меховецкий, когда Вы отпустите нас к Речь Посполитую к королю? — спрашивал Мстиславский на приеме, данного в его честь.

Прием был еще одним унижением, которое приходилось терпеть Мстиславскому. На столе стояли блюда их телятины и гетман Меховецкий сам рекомендовал мясо русскому боярину. И Михаил Иванович ел, как когда-то тоже самое делал в присутствии царя Димитрия Иоанновича.

— Подумайте лучше, пан Мстиславский, что вы можете предложить моему королю? Впрочем, отправляйтесь, но ваши сотоварищи останутся при мне… при государе, конечно, — Меховецкий улыбнулся.

Гетман радовался, что некое подобие Боярской Думу будет у его протеже. Да столь знатные бояре будут рядом с самозванцем из Орши, что в Москве не сыщешь. Довольно серьезный козырь для продолжения борьбы за власть. Тем более, что все больше литвинов прибывает к Лжедмитрию, который имел достаточное количество войск, дабы вести осаду Брянска.

«А Сигизмунд? Он встретится с Мстиславским, но, пока, не сыграна до конца партия с Лжедмитрием, польский король не станет вмешиваться» — так думал Меховецкий.

Гетман не замечал стонов людей, которых грабили, убивали, насиловали люди полковника Лисовского. Ему было безразлично, что практически прекратилась торговля с Москвой. И было Меховецкому все равно, что от Путивля на юге, до почти что Смоленска на севере, Вязьме на Востоке, нигде не будет никакого урожая. Все горело, было стоптано, где просто нет людей, чтобы собрать хотя бы то, что посеяли.

Годунов терял свою власть во время голода? А что изменится с приходом Димитрия? Ничего! А его сменит другой, потому как нет природного царя, а проблемы есть.

— Так что не зря я тут в Московии, еще все может измениться! — сам себе сказал гетман Меховецкий, провожая глазами Мстиславского.

Примерно то же самое думал и Якоб Делагарди, который в Великом Новгороде, узнавал от Василия Шуйского подробности очередной смены власти в Москве.