за середину. Но спать она не могла. И сидеть тоже не могла. Нужно было делать хоть что-то, что могло бы приблизить её к звёздам.

***

Инэрис обошло континент от края до края.

Теперь она старательно отсчитывала дни, месяцы и годы, чтобы представлять, как мог измениться мир наверху за время её пребывания на Земле.

В каждом городе она искала следы тех, кого здесь называли богами, но кто, как она знала, были лишь людьми, узнавшими тайну бессмертия. И в каждом городе её посылали в другой, рассказывая истории о героях и чудовищах, переплетавшиеся между собой.

Инэрис тихо усмехалась, вспоминая, как Дерек слагал свои песни. Осьминог легко превращался у него в кракена, а старый плешивый волк — в стража богов Фенрира. Она легко угадывала смыслы, которых не видели смертные, но всё равно не могла найти, откуда исходят легенды — и часто, слишком часто понимала, что корни их уходят под воду. Туда, где ей уже нечего искать, кроме руин.

Шёл X век. Задавать вопросы о богах становилось всё опасней, а те, кто мог дать ответы на них, всё более старались укрыться от незнакомцев. Инэрис приходилось изучать тайные знаки, которыми еретики и алхимики разговаривали между собой. Однако и это помогало не всегда — слишком боялись Трибунала веры те, кто хранил запретные знания.

Однажды, странствуя на востоке, Инэрис с трудом отыскала адепта, который слышал об алхимике, знающем тайны бессмертия. Несколько месяцев она потратила на то, чтобы отыскать его — и едва сдержала смех, узнав, что алхимик живёт на острове на западе от материка.

— На острове? — не сдержалась она. — Остров утонул, дурак! Много веков, как утонул, и…

— Британия утонула? — глаза адепта округлились в ужасе.

Инэрис устало покачала головой, поняв, что путь её ещё не подошёл к концу.

— Прости, учёный человек. Я безумна. Такой меня сделали долгие поиски. Скажи — как мне его отыскать?

Адепт решился ответить не сразу. Он назначил испытание верой, и только когда Инэрис прошла его, вручил ей амулет в виде креста, заключённого в круг.

— У него будет кельтский крест. Так вы узнаете друг друга.

Инэрис поблагодарила и ушла, направившись теперь ровно туда, откуда пришла — в Британию. В тот год она высекла на дощечке, которую носила у сердца, четыреста восьмидесятую зарубку — столько лет прошло с тех пор, как Дерек покинул её.

Тоска понемногу утихала. Слишком много нового увидела она, чтобы продолжать думать о прошлом. Осталась только уверенность в том, что она не рождена для любви и никогда не сможет остановиться и окончить путь.

Цель померкла, потому что бесконечные дороги, сетью оплетавшие её жизнь, сливались в одну, но никогда не вели к концу. Она сама уже не верила в то, что отыщет кого-то из бессмертных, и просто шла из упрямства вперёд, так и не решаясь поверить до конца, что к этой Земле она прикована навсегда.

Инэрис вспоминала, сколько веков потребовалось когда-то её предкам, чтобы выйти в космос — и с ужасом думала о том, что на это могут уйти тысячи лет.

Мир вокруг двигался собственным запутанным путём, то приближаясь к расцвету, то снова погружаясь в пучину тьмы. Так же, как и Инэрис, он не приближался к цели ни на миг.

***

Британия встретила её туманом и прохладой

Прохладу Инэрис любила. Здесь она чувствовала себя куда уютнее, чем в солнечной Италии или жаркой Греции. Когда ещё Дерек был рядом, Инэрис обнаружила, что кожа её чувствительна к солнцу, и путешествия на юг всегда давались ей нелегко.

Как обычно, Инэрис опросила монахов и осмотрела кабаки. Все вокруг слышали о бессмертном алхимике, но никто не знал ни имени его, ни лица.

Инэрис сдалась.

Она поняла, что сдаётся, сидя на берегу у причала и бросая камешки в грязный от близости людей океан.

Не было никого, кто мог бы указать ей дорогу к звёздам, а те, кто мог, умерли давным-давно. И это означало, что пришло время привыкать к жизни на Земле и подстраивать её под себя.

Инэрис задумалась — кем она могла бы быть в этом мире, где главной ценностью была сила? Вариантов было множество. Бард из неё вышел не очень хороший, да и не нравилось ей смотреть и воспевать то, от чего хотелось воротить нос. Услаждать капризных корольков и их избалованных дочек определённо было не для неё, тем более в годы, когда древние героические саги были забыты, и всё более слушатели предпочитали песни, рассказывающие о веселье и любви на сеновале.

Зато Инэрис могла бы стать хорошим убийцей, шпионом или даже фавориткой короля. Последнее заставило её саму хохотнуть и с особенной злостью швырнуть камешек в воду.

Она проанализировала все три варианта, которые находились друг от друга не так уж далеко. Потом поднялась, отряхнула штаны и потёртый плащ и двинулась к ближайшей таверне. Оглядела зал и внимательно выслушала стражников, объявляющих приметы и награду за разыскиваемого разбойника.

***

На поиски Рыжего Колби, хозяйничавшего на дорогах, ушло три дня — смехотворно мало по сравнению с тем, сколько времени Инэрис потратила на поиски несуществующего алхимика.

Однако, взяв грабителя и убийцу за шкирку, Инэрис не повела его к страже, а направилась прямиком ко двору.

— Специальное поручение короля! Именем короля! — заявила она, минуя стражников и даже не опуская на них взгляд.

Рыжий Колби за спиной тихонько ругался.

Местный король Вортигерн был мало похож на Готфрида, и это Инэрис обрадовало в первые же минуты, едва она оказалась в тронном зале. Вортигерн был полон, седовлас, и хотя взгляд его был суров, в целом производил впечатление расслабленного спокойствия. Выражением лица король отдаленно напомнил Инэрис Аврору, и она улыбнулась.

Швырнула свою добычу к ногам короля.

— Ваше повеление выполнено, мой лорд.

Вортигерн с недоумением посмотрел на неё.

— На всех столбах говорится, что повелением короля Рыжий Джек должен быть доставлен в тюрьму живым или мёртвым.

— В тюрьму, а не ко мне во дворец, — произнёс Вортигерн, но потому, что её ещё не вышвырнули, Инэрис поняла, что начало положено.

— Видите ли, та награда, которая указана на листовках, мне не по нраву. Ваши глупые стражники предлагают за этого отпетого ублюдка деньги.

Вортигерн хмыкнул.

— Чего же хочешь ты?

Инэрис поклонилась ещё раз и улыбнулась.

— Служить вам.

***

Инэрис много лет уже не называлась настоящим именем — оно было слишком приметно, а значит, ставило под удар и её, и тех, с кем она заводила разговор. В Китае он