Большаков брезгливо сморщился.

– Расскажите нам, чем там занимается наш научный центр? – спросил Петр Алексеевич, поглядывая на монитор компьютера. – Мне доложили, что охотникам все же удалось поймать тех двоих, не восприимчивых к болезни.

– Так точно! Поймали, – кивнул Тринадцатый. – Сейчас как раз изучаем…

– Кто этим занимается? – довольно грубо перебил его шеф.

– Наши ученые, – проскрипел Тринадцатый, неумело пряча недовольство. Рявкнул: – Большаков! Встань!

Ученый повиновался, поднялся, словно нашкодивший ученик.

– Расскажи, на какой стадии исследования.

– Сейчас… к-хм… – Семен Павлович растерялся, не зная, что сказать.

– Да вы не переживайте, – добродушно улыбнулся Петр Алексеевич. – Мы же не кусаемся!

За спиной сидящего послышались едкие смешки.

– Скажите как есть. Мы просто хотим знать, на какой стадии сейчас процесс исследований.

Большаков оглянулся. Тринадцатый сверкнул глазами.

– На завершающей стадии, – наконец выдавил из себя ученый.

– Что, правда? – не скрывая радостного удивления, спросил Петр Алексеевич. Сидящий по правую руку от него толстый мужичок, бывший когда-то высоким чином то ли в Министерстве спорта, то ли еще где, захлопал в ладоши. Кто-то за спиной воскликнул: «Наконец-то!».

– Да, – ответил Большаков, и тут же добавил: – Только есть некоторые нюансы. Еще надо изучать. Смотреть. Проводить опыты.

– Проводите, – кивнул головой Петр Алексеевич. – Мы же не запрещаем. Что вам для этого нужно?

– Нужно? – Ученый растерялся. И сразу же, боясь, что незнакомец передумает, поспешно сказал: – Да, нужно. Кое-что действительно нужно.

Тринадцатый вновь сверкнул взглядом, давая понять, чтобы тот замолчал. Но Большаков отвернулся и выпалил:

– Мне нужны помощники. Такие же ученые, как и я. У нас есть такие на базе. Только их в заточении держат. Людской резерв используется не рационально. Нельзя ли их перевести ко мне? Вместе можно было бы гораздо быстрее справиться с поставленными вами задачами.

Было слышно, как хрустят кулаки Тринадцатого. Большаков вжал голову в плечи, понимая, что просто так с рук эта просьба для него не сойдет. Опять все почки отобьют.

– Конечно же можно! – сверкнув белыми, как кафель в морге, зубами, ответил Петр Алексеевич. – Кузьмин, проследите, чтобы требования ученого были выполнены.

– Так точно!

– Скажите… – вновь обратился к профессору шеф.

– Семен Павлович, – подсказал ему кто-то со стороны.

– Да, Семен Павлович, скажите, сколько еще времени вам понадобится, с учетом усиления вашей группы людьми, о которых вы сейчас говорили, чтобы довести вашу работу до конца?

– От полугода до… – начал Большаков, но его тут же перебил Тринадцатый, больно ткнув кулаком в ребро. Ответил за него:

– Полагаю, месяца вполне хватит.

– Вот и хорошо, – потер ладони Петр Алексеевич. – Месяц мы еще сможем подождать. Но потом…

– Все будет в полном порядке! – заикаясь, выпалил Кузьмин.

– Буду ждать от вас информации. До связи!

Монитор потух. А следом за ним и весь белый свет. Большаков даже не успел понять, что произошло – просто ослепленный внезапным ударом в лицо, он повалился на пол. Кто-то из присутствующих одобрительно высказался:

– Правильно. Для профилактики надо иногда наподдать. А то совсем распоясались. Думают, если их в «Купол» взяли, то все теперь дозволено. Забываются, голубчики.

Заскрипели отодвигаемые стулья – все начали расходиться.

– Совсем страх потерял? – прошипел профессору почти в самое лицо Тринадцатый.

– Мне и вправду люди нужны, – прошамкал разбитыми губами Большаков. Все плыло у него перед глазами. В любую секунду он ожидал продолжения избиения. Но удара не последовало. Вместо этого Тринадцатый неожиданно произнес:

– Ладно, будут тебе помощники, если хочешь. Но учти – теперь ты за них в ответе. Если через две недели не будет результатов, ты сам будешь выбирать того из них, кто умрет за твою оплошность.

– Но…

– Разговор окончен!

Тринадцатый оттолкнул Большакова в сторону и, громко стуча сапогами, вышел из кабинета.

Второй день распространения

Рейс задержали.

Серый долго и жарко выяснял отношения с диспетчером, пытаясь выяснить, по какой причине задержали вылет, но, неизменно натыкаясь на одну и ту же дежурную фразу о том, что проблема связана с техническими моментами и скоро будет посадка, наконец отступил. Сильно болело в груди. На продолжение спора уже просто не осталось сил.

Серый устало сел на место, вытер взмокший лоб. Три часа в ожидании. Нервозность, давка, ругань. Не самый лучший день. Хотелось выпить, да только цены в аэропорту были запредельные, а у него с собой наличности совсем не осталось – потратил на другие, более важные дела.

Цепкий взгляд бывшего военного легко вычленил из толпы двоих типов, которых к категории пассажиров отнести было сложно. «Служба безопасности? – размышлял Серый. – Да, кажется, они. Нельзя подавать виду. Наверняка выискивают подозрительных элементов. Может, усиление. В связи с этой новой болезнью».

Серега кашлянул, поправил пиджак. Там, во внутреннем кармане, лежал смысл всей его жизни, прошлой и будущей. Два небольших смарагдовых камешка, по форме и размеру напоминающих спичечный коробок. Артефакты «зеленка». Дорогая вещь. За каждую можно было получить по двести тыщ бакинских. Все, что сумел накопить за годы работы в Зоне на этого урода Кропоткина. И если бы не эти волшебные камешки, где бы он сейчас был? Кропоткин, несмотря на все свои регалии, авторитет и связи, был мертв. А он, Серега Барабуль, подался в бега прямиком из Зоны, где сейчас совсем тревожно стало. Вот такой расклад.

Арты можно было толкнуть нужных людям, получить «бабки» и жить припеваючи, вдали от всего того, что набило оскомину и ничего, кроме изжоги и плохого настроения, уже не вызывало.

Чуяло его сердце – надо валить, пока не поздно. Серый был на чуйку хорошо подкован. Шестое чувство не дало погибнуть в девяносто пятом, в Афгане, спасло и в Зоне, когда, почти потерявший всякую надежду на жизнь, он прибился к отряду бандита Кропоткина. А там поднялся, на темных делах. Ну ничего, победителей не судят. Жизнь такая, не он.

Рубил бы и дальше «капусту», да только какой-то кипиш нездоровый пошел от этого самого Кропоткина. Зараза какая-то вырвалась на свободу. Братва называла эту гадость «пыльный владыка». Поговаривали, что жутко опасная это холера. И едва только прозвенел тревожный звоночек, Серега схватил свои заныканные «зеленки» – и в бега. В Ялту. Там у него братишка жил.