Эмили могла бы сказать брату, что она встречается с Джеймсом, но она чувствовала, что еще не готова сделать такое признание, так же как спать с мужчиной на виду у брата.

— Только девчонки мажутся, — упирался Кори, не уступая даже своему новому другу, мужчине, который вызывал у него неподдельное восхищение. Даже запах девчоночий!

Джеймс взял у Эмили баночку и понюхал. Она следила за ним, чувствуя, как у нее теплеет на сердце. С тех пор как они занимались любовью, Джеймс ни разу не упомянул о ее заболевании, но оно незримо витало между ними, а сейчас выплыло на поверхность.

— По-моему, запах нормальный, — сказал Джеймс.

— Вот ты и мажься им! — огрызнулся Кори.

— Хорошо, так я и сделаю, — Джеймс начал наносить крем на лицо и руки. Он даже закатал рукава хлопчатобумажной куртки. На нем были кожаные брюки и ковбойская шляпа, скрывавшая глаза.

Удивительные глаза, подумала Эмили, они всегда полны затаенной грусти. Иногда ей ужасно хотелось знать, о чем он думает и что чувствует, когда смотрит на нее такими печальными глазами.

Кори расправил узкие плечи, пытаясь сохранить мальчишеское достоинство.

— Давай эту гадость, но только… — он бросил на Эмили предостерегающий взгляд, — я сам намажусь.

Шестилетний мальчик размазал крем по лицу и рукам, вытерев излишек о штаны. Нужно, чтобы рядом с ним был мужчина, подумала Эмили. Брат нуждается во влиянии, которое может оказать на него хороший взрослый друг.

— Надень ботинки, — сказала она. — Нельзя же ехать в «Тэнди-Стейблс» босиком.

Кори вскочил.

— Ну вот! Теперь у меня липкие руки!

— Так помой их.

Он сердито вздохнул.

— Но это такая морока!

— Я знаю, — мягко сказала Эмили и с любовью обняла малыша. — Но с этим ничего не поделаешь, Эмили наклонилась и, взяв брата за подбородок, заглянула ему в глаза. — Мне нужно быть осторожной, и тебе тоже.

— И Джеймсу?

— Конечно, и Джеймсу тоже, — подтвердила она, несмотря на то, что солнце для его смуглой кожи было не таким опасным.

В конце концов Кори решил, что у него не такие уж липкие руки, но надеть ботинки ему все же было нужно. Он убежал, оставив их вдвоем.

Джеймс молча закрыл тюбик с кремом.

— Кори растерян, он не понимает, что происходит.

— Я знаю, — Эмили грустно обвела взглядом кухню. Этот коттедж она купила, когда ей пришлось продать родной дом, в котором прошло ее детство.

Он напоминал ей о навсегда ушедших родителях, и воспоминания были слишком мучительными. — Конечно, не понимает. Вернее, не все понимает.

Джеймс подошел к ней.

— Похоже, ты тоже растеряна.

— Нет, со мной все в порядке. Просто, наверное, я немного волнуюсь.

— До операции осталось всего пять дней.

Эмили накрутила на палец прядь волос. Этот разговор смущал ее. Тем не менее она должна задать ему вопрос:

— Ты будешь там?

Джеймс попытался заглянуть ей в глаза.

— Ты хочешь этого?

Да, подумала она, проклиная охватившее ее чувство беззащитности. Ей хочется, чтобы он отвез ее в больницу и оставался рядом с ней, только так она будет чувствовать себя в безопасности. Но вслух она произнесла:

— Какое это имеет значение? Ты мне вряд ли будешь нужен.

— Эмили, мы нужны друг другу.

— Правда? — Она посмотрела на стол, чувствуя, как у нее забилось сердце. Ей пришлось сцепить пальцы, чтоб унять дрожь. — Для чего-то большего, чем секс?

Джеймс улыбнулся.

— Не знаю, мы занимались им только один раз.

— Два раза, — поправила она и стукнула его по руке. Боже, как он действует ей на нервы! Если она не видит его опечаленных глаз, то слышит, как он отпускает глупые шутки. — Я собиралась позволить тебе пробраться вечером в мою комнату, но…

— Но что?

— Я передумала.

— Спорим, что нет? — Джеймс быстро притянул Эмили к себе, и ей показалось, что ее сердце закрутилось, как волчок.

Он оказался прав.

В небе серебрился месяц, и легкий ветерок шелестел листьями деревьев. Джеймс пересек двор и облегченно вздохнул. Сейчас он совсем не походил на ковбоя. На нем был темный пуловер, черные брюки и туфли на толстой подошве. В своей прошлой жизни ему приходилось одеваться так не один раз.

Подойдя к окну, он остановился в тени. Поблизости застрекотал сверчок, но Джеймс не обратил на него внимания. Он привык к ночным существам, он и сам был таким.

Выброс адреналина, присущий взломщикам, идущим на дело, заставил его закрыть глаза. Что это — волнение? Открыв глаза, он тихо выругался.

Какого черта он делает?

Вламывается в чужой дом, подсказала ему совесть. Как самый настоящий вор, каковым он и является. Проведя рукой по волосам, Джеймс снова выругался.

Ему нечего красть в спальне Эмили.

Кроме ее сердца.

Он потряс головой, отгоняя эту мысль. Неужели он сходит с ума? Теряет последнюю каплю разума?

Разве у него есть право завладеть ее сердцем?

Джеймса Далтона не существует. Он всего лишь иллюзия, выдумка, миф. Если Эмили влюбится в него, она влюбится в человека, придуманного правительством, а не в мужчину, скрывающегося под этой маской.

Поэтому ему надо убираться отсюда ко всем чертям. Оставить безумную мысль о том, чтобы провести ночь в ее спальне, в ее постели.

Но ведь это она предложила, напомнил себе Джеймс. Он не совершает незаконного вторжения.

Она обещала ему, что не будет закрывать окно.

Тогда почему у него такое чувство, будто он совершает преступление? Джеймс приблизился к окну спальни. Потому что он знает, что мог бы легко пробраться в дом Эмили без ее приглашения. У него многолетний опыт: он проникал в чужие дома и брал то, что ему хотелось.

Драгоценности, деньги, произведения искусства.

Но сейчас все иначе. Не нужно отключать сигнализацию, избегать камер слежения, сбивать со следа сторожевых собак — на его пути нет никаких преград.

Перед ним незапертое окно. Детская игрушка.

Только он не ребенок, а взрослый мужчина, который жаждет быть рядом с женщиной, дотрагиваться до нее, ласкать ее тело своими руками.

Руками преступника. Отпечатки его пальцев занесены в картотеку ФБР. И вот теперь он здесь в личине несуществующего человека.

Но разве у него был выбор? Без Программы защиты свидетелей ему бы пришлось самому скрываться от банды. Или получить пулю и остаться в какой-нибудь канаве.