— Спи, наконец, — сказала я и поцеловала его в лоб. Потом закрыла дверь.

На следующий день он уже ничего не помнил. Вечером за столом он наврал, что поранился на уроке физкультуры. У него все лицо исцарапано. Я пообещала ничего не говорить отцу и матери о его ночных похождениях.

И теперь тоже они мирно почивают в своих постелях, в то время как Зафира где-то там, в городе, избивают. Я не знаю, участвует ли в этом и Кристиан. Но я не могу представить его себе дерущимся с Зафиром. Такое невозможно. Передо мной его фотографии. Его взгляд не ищет противника. Я могла бы всю ночь на него любоваться. Я еще не знаю, что значит касаться чужой кожи. Сезен сейчас лежит, прижавшись к теплому телу мужчины. Они сами себя убаюкали и спят, крепко обняв друг друга. Когда вот так близко лежишь друг к другу, тогда наверняка и снится одно и то же. Надеюсь, Кристиан хороший сновидец.

Я оставляю окно открытым, чтобы не пропустить, когда вернется Зафир. Я не должна уснуть, пока его нет дома. В телевизоре они тоже никогда не спят. Девушка никогда не устает носиться по клубам. Где-то всегда бывает праздник, на который я могу посмотреть. Иногда я танцую вместе с ними, на цыпочках, чтобы никто не услышал. Они, как победители, вскидывают вверх руки.

* * *

На четвертом этаже высотного дома Зиги открыл автоматический замок двери в свою квартиру. Кристиан и Пробор вошли вслед за ним в прихожую.

— Чувствуйте себя как дома, — сказал Зиги и исчез в ванной. В гостиной Пробор рухнул на темно-коричневую кожаную софу.

— Боже мой, вот это было сражение, — простонал он. — У меня волосы совершенно растрепались. — Пробор извлек из кармана маленькое зеркальце, чтобы привести в порядок прическу.

Жалюзи были опущены. Настольная лампа с красным узорчатым абажуром заливала комнату мрачным светом. Над софой висел имперский флаг. Возле телевизора стопкой были сложены видеокассеты. На невысоком столике у софы стояла большая металлическая пепельница, украшенная орлом.

— Старая вещица, — сказал Пробор, заметив, что Кристиан внимательно рассматривает ее.

— Ужасная безвкусица, — ответил Кристиан.

Пробор пожал плечами.

— Я знаю одного парня, который такой чепухой всю квартиру набил. Дома он ходит только в мундире, — произнес он, как бы оправдываясь.

— Ага, — только и сказал в ответ Кристиан и подошел к полке, на которой обнаружил несколько номеров журнала «Друг оружия», кубки, спортивные награды и фотографию матери Зиги. У нее были такие же небольшие светлые глаза.

Освеженный душем, Зиги вернулся в белом махровом халате и опустился на софу рядом с Пробором. Запах лосьона после бритья разлился по всей комнате. Зиги положил ноги на стол и глубоко вздохнул.

— Такое было первый и последний раз… — спокойно произнес он. Кристиан с немым вопросом во взгляде посмотрел на него. — …что одного из нас отправляют в больницу.

Кристиан уже наметил себе написать Зиги письмо, в котором хотел объяснить ему, что отныне он не может больше входить в число его людей. Он как раз усаживался за письменный стол, когда позвонил Зиги и попросил срочно прийти к путепроводу, — дело якобы было безотлагательное. Едва появившись там, Кристиан сразу оказался в гуще потасовки.

Сейчас он сидел в квартире Зиги как в западне. Потолок кружился над его головой. Казалось, стены то подступают ближе, то снова отдаляются.

В ушах у него еще звучал крик боли Пауля. Со сломанной рукой и разбитой в кровь головой валялся он на земле. Люди Зафира после этого удалились с победным ревом. Они втроем тащили Пауля с этого места, точно павшего на поле брани, и им очень долго казалось, что он таковым и окажется, пока они не сумели наконец поймать такси на какой-то улице. Зиги на чем свет стоит клял этот город, в котором, если нужно, никогда не найдешь такси. Он уложил Пауля на заднем сиденье, головой Кристиану на колени. Рукав куртки был разорван. Кристиан не знал, как ему держать вывихнутую руку Пауля, и, чтобы хоть как-то успокоить того, положил ему на лоб ладонь.

— У меня голова раскалывается, — шептал Пауль, слезы текли у него по щекам, огни светофоров и свет уличных фонарей красными и белыми полосами, точно разноцветные тени, пробегали по его лицу.

— Ну давай, пойдем, — сказал Кристиан, обращаясь к нему, — вот мы и на месте.

Они выгрузили его перед больницей. Кристиан хотел было войти с ним внутрь, однако Зиги его удержал.

— Нам нужно сматываться, — сказал он, — Пауль и сам вполне доберется, — и попросил шофера такси ехать дальше.

Зиги взял со стола телевизионный пульт и стал переключать каналы. На одном они увидели молодую женщину с микрофоном, которая, безостановочно говоря, металась по клубу. В глубине зала стояла девушка, очень похожая на Айсе.

— Стой, погоди-ка! — воскликнул Кристиан, когда Зиги собрался переключить на другой канал, и нагнулся ближе к экрану, но девушка уже пропала.

— Мне показалось, что я кое-кого узнал, — сказал Кристиан. — Вероятно, галлюцинация.

Зиги убрал звук.

— У меня есть что-то, что совершенно точно не галлюцинация, — сказал он и вскочил с софы. — Я должен вам кое-что показать. — Он вышел из комнаты, а когда вернулся, руки его были спрятаны за спиной.

— В какой руке? — спросил Зиги, обращаясь к Кристиану.

— Обе показывай, — сказал тот, после чего Зиги привстал на одно колено и прицелился в экран из пистолета.

Пробор пронзительно закричал:

— Он настоящий?!

— Заряжен по-настоящему, — сдержанно ответил Зиги и передал пистолет Кристиану. Холодный и тяжелый лежал он у него на ладони. Указательным пальцем Кристиан чувствовал спусковой крючок.

— Эй, дай-ка сюда!

Пробор восторженно оглядел пистолет со всех сторон.

— Клевая вещь, не правда ли? — сказал Зиги и снова забрал его себе. Он вытянул руку и направил ствол сперва в экран, потом в фотографию матери, а потом в самого себя. Кристиан отшатнулся, оцепенело уставился на него сбоку, и, видя перед собой сидящего в белом махровом халате Зиги, благоухающего одеколоном, со стволом пистолета у виска, он понял, что от него можно ожидать всего.

Пробор нервно захихикал.

— Первый выстрел для Зафира, — сказал Зиги в заключение и положил пистолет на стол, — сегодня вечером он его заслужил.

— Да, точно, — поддакнул Пробор, — Зафир должен за всё поплатиться.

— Прекрати! — громко сказал Кристиан. Он, словно защищаясь, скрестил на груди руки. Ему было плохо, ему хотелось наконец исчезнуть из этой квартиры, но он слишком устал, чтобы встать на ноги.

— Я бы с пулеметом ворвался в школу и просто перещелкал бы все, что движется, — сказал Пробор. — Основательно бы прибрался, вы понимаете. Так, как это делают ребята в Америке.