— Почему — не удалось? — удивился Павел. — Наоборот, совершенно очевидно, что именно он лоббировал решение о фабрике. А если удастся выяснить, кто прикрывал его сегодня… — Павел снова ощутил толчок в бок.

— А вот это уже вне зоны вашей ответственности, — оборвал его Максенций, — и является внутренним делом Атлансии. Ваше руководство, Павел, доведет до вашего сведения всю необходимую информацию на этот счет. Не советую нарушать их инструкции, особенно, если учитывать вашу оперативную хватку.

Не прощаясь, атлант повернулся и пошел к автобусу. Только уже поставив ногу на ступеньку, он сообщил через плечо:

— Сергей Анатольевич не забудьте — в девятнадцать часов я соберу совещание руководства Миссии. Ваше присутствие обязательно.

Его бойцы снялись из оцепления подъезда и вслед за боссом организованно погрузились в автобус. В тот миг, когда за ними мягко закрылась дверь, воздух как будто бесшумно вздрогнул, пошел волной и… Павел вдруг понял, что до этого мгновения мир был мертвым. Без движения ветра, без шороха опадающей листвы, без людских голосов — без всего того, чего не замечаешь в обычной жизни и даже, оказывается, не сразу спохватываешься когда оно исчезает. Зато, когда все это вдруг появляется вновь…

— Выключил «паузу», — снисходительно объяснил шеф в ответ на ошарашенный взгляд Павла. — Они без нее шагу не ступят — прикрывают этой штукой любую масштабную акцию.

— Мы тоже, — добавил Филиппыч. — Когда нам ее дают. Пойдемте в машину, дождь идет…

В мире без «паузы» действительно шел дождь.

Три дверцы джипа хлопнули почти одновременно, и в салоне воцарилась неожиданная тишина. Шеф удобно расположился в одиночку на заднем сиденье, и, задавая вопрос, Филиппычу пришлось повернуться вполоборота:

— Ну, что там?

— Там? — рассеянно переспросил шеф, рисуя ногтем узоры на запотевшем боковом стекле. — Там полная задница, Семен. Атланты не знают, кто напал на Головина. У меня создалось впечатление, что Максенций очень обеспокоен ситуацией… если не сказать — напуган.

— Даже так? — Филиппыч поскреб бороду.

— Именно. Он несколько раз просил меня соблюдать строгую конфиденциальность в общении с наблюдателями других ветвей вплоть до окончания разбирательства. Атланты явно боятся огласки инцидента.

— Так это же хорошо, — брякнул Павел, — у нас появляется шанс взять их за горло.

— Кого? — не сразу понял шеф, — Атлантов?

Филиппыч усмехнулся.

— Нет, Паша, тут уже не до местных разборок. Цветочки кончились, игра пойдет по-крупному. Ты, кстати, заводи, здесь отсвечивать больше резона нет.

— Есть два объяснения случившегося, — сказал шеф, уже забыв о легкомысленном предложении стажера. — Либо атланты проморгали кого-то из своих сателлитов, либо действует их внутренняя оппозиция.

— Как это? — перебил Павел.

Мотор отозвался на поворот ключа мягким утробным рыком.

— Общественное устройство в других мирах так же неоднородно, как наше. У властей многих из них тоже есть оппозиция, — пояснил Филиппыч мимоходом и, возвращаясь к теме, повернулся к Потапову: — Вариант других ветвей исключаешь?

— Исключаю. Иначе они, наоборот, в рамках действия договора привлекли бы к отражению атаки всех остальных. Это же как минимум четвертый уровень угрозы.

— Логично. Но сателлиты… Как-то уж очень маловероятно. Не припомню, чтобы они дорастали до конкуренции со своей образующей ветвью.

— Я тоже. Но расы Ассамблеи теоретически допускают такую возможность. К тому же — полное генетическое сходство нападавшего… Если это действительно так, то атланты никогда не признаются, что проморгали кого-то из своих сателлитов. Союзнички их опустят ниже плинтуса.

— Так что же получается, — встрепенулся Филиппыч, — подкоп с самого начала велся не под Ассамблею, а под самих атлантов?

— Получается, что так. Плохо только то, что это «внутринациональные» разборки, а значит, привлекать Ассамблею они не позволят. Сегодня наверняка будет поставлен вопрос об отзыве прикомандированных к нам бойцов. А мы ведь не знаем, что еще есть в заначке у конкурентов.

— Что-то я не пойму, — проговорил Павел, выворачивая из переулков на Садовое. — Какая нам-то разница, что за власть будет в этой их Атлансии? Или что их место займет какой-то сателлит, тем более если он генетически схож? Да пусть хоть все разом перегрызутся!

Шеф помолчал секунду, разглядывая осенний город за окном джипа, потом произнес:

— Последняя большая разборка была с евреями. Гипербореи вычислили территорию влияния — западная Европа, время — 1933 год и сам фактор — численность расы в нашей реальности. Это была на редкость прямая зависимость — евреям не повезло. Атака третьего уровня была проведена безжалостно. Вторая мировая война оказалась всего лишь следствием, побочным эффектом воздействия — для ассамблейщиков главным было привести к власти подходящего подонка и инициировать политику холокоста. Ты, вероятно, в курсе, что это им с блеском удалось. В результате ветка, где Израиль становился доминирующим мировым государством, потеряла всякую вероятность реализации и доживает где-то в самом низу иерархии свои жалкие сотни лет до полной нуллификации. А у нас — сорок миллионов убитых. Вот так вот, Головин. Пусть перегрызутся, говоришь?

Павел сглотнул и не нашел, что ответить. Да и дорожная обстановка при выезде на Олимпийский проспект не способствовала активной беседе.

— Ладно, — сказал шеф. — К делу. В итоге мы имеем оборванную ниточку депутата и нелокализованную угрозу атлантам, которые начинают нервничать. Чем эти нервы аукнутся Земле, не вполне ясно. Выбранный их противниками фактор влияния неизвестен, ясно только, что Ассамблея им пока мешает. К ликвидации ее представительства на Земле или внесению раскола между участниками приложены серьезные усилия… Я что-нибудь упустил? — Шеф покосился на Филиппыча.

— Да. Ты забыл спросить: «Что делать?» — подсказал тот.

— Пожалуйста: что будем делать?

— В первую очередь разберемся с той кашей, которую сами заварили.

Шеф усмехнулся.

— А что — каша? Каша-то как раз почти удалась. Провокация сработала замечательно, и если бы не кое-какие технические неполадки…

— Вот именно — почти. Только гиперборей и ящер больше за ним присматривать не смогут, — Филиппыч кивнул в сторону Павла.

— Что значит присматривать… — начал было тот и осекся, пораженный догадкой. Хорошо, что пробка на проспекте двигалась так медленно, несколько секунд Павел почти не контролировал движение автомобиля.

— Ну вот, сообразил… — недовольно протянул шеф. — Любишь ты все усложнять, Семен.

— Я люблю, чтобы все по-человечески. Хотя бы под конец.

— Подождите-ка… — новая картина вдруг сложилась у Павла в голове с пронзительной четкостью.