(амакудари). Благодаря систематическому мониторингу со стороны как банков долгосрочного кредитования, так и основных банков кейрецу, он также обеспечил надежный процесс рассмотрения кредитов на микроуровне[61]. Как видно из рис. 4.1, а также из статистики рентабельности, представленной на рис. 4.2, этот круг, однако, ставил в невыгодное положение малый бизнес, индивидуальных потребителей и тех, кто не имел земельного залога, то есть кому было затруднительно получить банковские кредиты. Он также имел тенденцию сдерживать инновации и развитие молодой промышленности, за исключением банков долгосрочного кредитования, которые в конце 1990-х годов на фоне растущей волатильности на внутренних финансовых рынках потерпели крах.

Размывание таких традиционных механизмов оценки рисков, как инструменты, предоставляемые банками долгосрочного кредитования, в сочетании с падением доверия к системе сопровождения в условиях резких и дефляционных изменений в денежно-кредитной политике, привело к возникновению масштабных трудностей с проблемной задолженностью и росту токсичности японских банков [Horiuchi 1999; Shimizu 2000]. Эта токсичность в конечном итоге подорвала как их прибыль, так и способность выступать в качестве конструктивных финансовых посредников. Тем не менее то впечатляющее и влиятельное сооружение, которым стало «королевство банкиров» с его мощными политико-экономическими сетями, сохранялось в политической и институциональной сферах в течение удивительно долгого периода.

Рис. 4.2. Банковская и промышленная прибыль в «королевстве банкиров»

Источники: репринт из [Calder 1993]. Составлено на основе [Horiuchi 1984: 23]. Источники данных: (1) Федерация банковских ассоциаций Японии, Анализ финансовых отчетов всех банков; (2) БЯ, Финансовые отчеты основных промышленных корпораций (исключая финансовые и страховые фирмы); и (3) Японский банк развития, Справочник финансовых данных отраслей промышленности.

Примечание: норма прибыли — текущая прибыль после уплаты налогов на душу населения.

Функциональная роль классических кругов

В отличие от англосаксонского мира, японская финансовая политика и финансовые институты традиционно были направлены на минимизацию конкуренции и распыление рисков. Это делалось для того, чтобы накапливать большие объемы капитала, а затем направлять его с помощью организованного убеждения на решение приоритетных задач национального развития. Распыление рисков в классических японских финансах было отнюдь не дирижистским процессом, и ключевую роль в нем играл организованный частный сектор, сконфигурированный кругами компенсации [Calder 1993: 134–210].

Снижение рисков в Японии исторически принимало форму скорее горизонтальных кооперативных соглашений, чем иерархических структур. В этих соглашениях участвовали коммерческие банки, банки долгосрочного кредитования и страховые компании, а также государственные органы, такие как МФ и БЯ, выполняющие регулирующие и легитимирующие функции. Требования к залоговому обеспечению на основе недвижимости задействовали политико-экономические интересы бизнесменов и политиков, еще более распыляя предполагаемый риск и уменьшая тяжесть его бремени на каждого конкретного индивида. Синдикаты по выпуску облигаций, особенно государственных, стали примером того, как распыление риска посредством коллективных действий работает на практике[62].

Как возник кооперативный капитализм в финансовой сфере

Значение, которое компенсационные круги занимают в японской политико-экономической системе, а банки — в японской финансовой системе, глубоко укоренилось в истории экономического развития Японии. Чтобы полностью понять их сохраняющуюся политико-экономическую роль, важно проследить, как они возникли. Кооперативная модель распыления рисков в японских финансах и ключевая роль таких частных организаций, как Ассоциация банкиров, в ее поддержке — обе эти модели корнями уходят в типичную модель японской экономической эволюции, присущую странам с поздним развитием[63]. Со времен ранней индустриализации Японии в конце XIX века, почти за полвека до появления бюрократии промышленной политики, государственные и частные финансы были одновременно и решающим фактором национального роста, и предметом серьезных споров. Как для сёгуната Токугава в период его упадка, так и для зарождающегося правления Мэйдзи в период его подъема после 1868 года, повышение налогов для покрытия тяжелых двойных расходов на экономическое развитие и национальную оборону было одновременно стратегическим и политически деликатным действием, равно как и его альтернатива: заимствования из внутренних и внешних источников [Smith 1955; Lockwood 1965].

Иными словами, в амбициозной и быстро развивающейся, но все еще относительно бедной японской экономике финансы были одновременно ценным и конфликтным ресурсом. Спрос на капитал значительно превышал предложение внутри страны, но, опасаясь империалистических замыслов Запада, Япония не хотела брать кредиты за рубежом. Таким образом, совместные институциональные механизмы распределения капитала в Японии стали средством, с помощью которого как государственные, так и частные банки могли использовать рычаги влияния на заемщиков, даже если при работе с этими заемщиками они получили возможность сговариваться между собой.

Частная банковская система Японии играла главную роль в распределении кредитов с первых дней эпохи Мэйдзи и до настоящего времени, причем эта роль была написана еще до появления промышленной политики. По сравнению с большинством промышленно развитых стран, за исключением США, в Японии было относительно большое количество частных банков. Она также имела значительный и быстро растущий рынок финансовых услуг, поскольку на протяжении большей части прошлого века инвестиционное и торговое финансирование быстро росло. В связи с тем что на протяжении большей части прошлого века в Японии быстро росли инвестиционный и торгово-финансовый спрос, рынок финансовых услуг здесь также был обширным и быстро развивался.

В англосаксонском мире исторически преобладало прямое финансирование — через рынки капитала, где основными посредниками являются фирмы, специализирующиеся на ценных бумагах. Однако в таких промышленно развитых странах более позднего периода, как Германия, Франция и Япония, гораздо более распространено косвенное финансирование через посредников — промышленные и коммерческие банки. Поскольку в посредничестве при перенаправлении финансовых потоков участвовало лишь небольшое число субъектов (в основном банки), стимулы и возможность сговора были очень велики. И наоборот, стимулы для финансовых инноваций в ответ на усиливающееся давление со стороны остального мира были, как правило, слабыми.

Как отмечают Ютака Косаи и Йоситаро Огино, экономическое давление на конкуренцию в японской банковской системе исторически было значительным. Это оказалось особенно актуально в период высоких темпов роста, когда банки жестко конкурировали за предоставление капитала быстрорастущим компаниям тяжелой промышленности [Kosai, Ogino 1984: 93–105]. В отсутствие государственного или частного вмешательства для сдерживания конкуренции такое конкурентное напряжение всегда сдерживало прибыльность и даже платежеспособность банков. Поскольку саморегулирование, безусловно, более благоприятно, чем внешнее регулирование, частные банки Японии имели сильные стимулы принимать свои ценовые решения коллективно, в рамках отраслевой ассоциации, а не индивидуально. Техническая необходимость сотрудничества в клиринговых операциях также естественным образом вывела на более широкий политико-экономический путь, ведущий в сторону коллективных действий.

Частные банки предшествовали государственному контролю

Как уже отмечалось, частная банковская система Японии значительно старше правительственной регулирующей структуры, осуществляющей надзор за ней[64], создавая встроенные институциональные ограничения для государственного