что кружится голова, и подходящему к ним зрителю, как правило, ничего не остается, как спросить кассира — а что вы посоветуете? Кассиры обучены. Профессионально советуют. Но в рамках пяти минут разговора и… абсолютно не зная вас! Чего вы хотите? На что настроены? Чего не хотели бы сегодня? Внимание же театралов сосредотачивается на нескольких драматических и паре музыкальных театров. Почти слово в слово повторяю в последнем предложении описание сезона 1910 года в Москве Павла Александровича Маркина. И это, меж тем описание картины театральной Москвы начала второго десятилетия века XXI.

Творческому феномену литовского режиссёра Римаса Туминаса посвятили несколько круглых столов и бесед, собравших деятелей российского театра, а «желание ввести феномен режиссёра Туминаса в научный обиход» было главной причиной написать книгу о режиссёре (Дмитрий Трубочкин. Римас Туминас. Московские спектакли). Здесь я не буду оригинальной, и пойду тем же путем, что и мой коллега-автор. Я расскажу вам о спектаклях, что видела в разное время, и вы сможете составить некое представление о режиссуре Туминаса, ставшего уже своим в сложной и пестрой театральной Москве.

ТОТ, КТО ЗАШЁЛ, ТОТ ОСТАНЕТСЯ.

Р. Туминас о зрителях т-ра Е. Вахтангова

(из интервью на телеканале «Культура» 7 сентября 2010)

Дядя Ваня. Постановка Римаса Туминаса

Где-то на середине второго действия поймала себя на мысли, что миксую актёрские составы двух спектаклей: Туминаса и Кончаловского, о котором в книге тоже рассказываю. Кого бы я взяла отсюда… оттуда… оттуда… отсюда. Наверное, не зря дают премии за «лучший актёрский состав»… это сложно. Роль Войницкого в исполнении Сергея Маковецкого действительно заслуживает, чтобы идти и смотреть этот спектакль. Она, как и положено главной роли стала центральным стволом дерева, от которого выросли ветки. Но вот только ветки выросли, как всё в природе бывает, не одинаковые, не ровные и красивые, как в питомнике, а разные: кривые, косые, прямые, корявые. Разные получились ветки-роли. И в целом спектакль вырос… в дерево. А дальше — кому милее березки (в антракте, в гардеробе, сотрудницы театра охарактеризовали постановку коротким «не по-русски»), кому пальмы, кому тополя. Мне вот хвойные нравятся.

Сцена из спектакля «Дядя Ваня»

Режиссер Римас Туминас. Действующие лица.

Сцена из спектакля «Дядя Ваня»

Режиссер Римас Туминас. Войницкий — Сергей Маковецкий, Серебряков — Владимир Симонов

Минимализм на сцене. В декорациях. В костюмах. В движениях даже. Одинокий фонарь-луна, слепящий при затемнении сцены глаза. Слева — ободранное нечто, во втором действии перевернувшись, превращающееся в кожаный диван с высокой спинкой. Справа — деревянный стол-станок-рубанок-резак. И, расстеленный ковер, символически намечающий пространство спальни. Несколько стульев. Проржавевший плуг. Сценографом Туминаса здесь (и часто) выступает художник Адомас Яцовскис.

Сцена из спектакля «Дядя Ваня»

Астров — Владимир Вдовиченков

В первом действии появление Серебрякова со «свитой» и преклонение-поклонение, доходящее до абсурда выдержано и выверено, и беготня с подстаканником вслед, и мытье заляпанных грязью ботинок, помогает понять и расставить всех героев по своим местам. Сживалась какое-то время с Артуром Ивановым и его Астровым. Срубленный будто из своего любимого леса, долго без водки не существующий в принципе, крепкий, прямой, внутри с остатками надежды, но снаружи прямолинейный, напористый и грубоватый, его Астров хватает Елену Андреевну в руки-тиски и заваливает на верстак, не без излишних слов. Монолог его долог и даже неуместен отчасти, а действия как раз понятны и ожидаемы. Бутыль самогона (как раз под цвет его плаща), дикие ночные забавы, доставшая до печенок работа уездного лекаря. Астров у Артура Иванова слегка угловат и порой нелеп, пожалуй, слишком молод, но интересен.

Сцена из спектакля «Дядя Ваня»

Сцена из спектакля «Дядя Ваня»

Войницкая (Людмила Максакова) здесь фору даст самой Елене Андреевне, ее maman одета прекрасно и вечно-модно: в черном. Серебряков у Владимира Симонова, медленно вышагивающий, как петух в своем курятнике, отстраненно сам-по-себе свысока, но загнанный в эту глушь, с ночными припадками и прочим, измучившегося подагрика-мучителя. Его появление в начале — как Явление Народу. А ночные метания — восхищают сумасшествием. Он роняет фразы, как изумрудные капли. Знаменитая финальная реплика Серебрякова: «Делом надо заниматься!», — в прыжке решена, от радости, что покидает эту ненавистную глушь.

Финальные сцены: монологи дяди Вани и Сони заставили вспомнить самые первые секунды, минуты, часы прощания с любимыми людьми — пережить их очень сложно. Не проще потом проживать дни, недели и месяцы — пока зарубцуются раны, пока забудется, сгладится, заветрится. Но самые первые часы — тяжелее. Надо суметь выжить. Сам Римас Владимирович встал в конце партера у бортика ложи и смотрел на финал, очень волнуясь. Он переступал с ноги на ногу. И, казалось, повторял слова за Маковецким, и за Соней. Но вот и аплодисменты.

Сцена из спектакля «Дядя Ваня»

Соня — Мария Бердинских. Войницкий — Сергей Маковецкий

РЕМАРКА: Виктор Добронравов, актёр

Что важно знать зрителю перед походом в театр?

Бывает, когда зрители приходят, и реагируют бурно с негодованием: «Что такое!?! Почему у вас тут Пинк-Флойд, тогда не могло быть Пинк Флойд! До свиданья! Мне это не понятно!»

Я приходил к Юрию Николаевичу Бутусову на спектакль, смотрел «Добрый человек из Сезуана», и рядом сидящие люди, впервые открыв программку, читают: «А кто режиссёр? Бу-ту-сов. Это что за Бутусов?» И что они сейчас увидят?! Они увидят в течении трех часов наматывание кишок, как актёры умирают, рождаются, восстают из пепла, а они не знают вообще куда они пришли! Они Брехта пришли посмотреть! Как!? Для меня это не понятно.

Римас очень много сил положил, чтобы перевоспитать зрителя. И это у него получилось. Сейчас в театр Вахтангова ходят совсем другие люди! И ходят не один раз, возвращаются снова. И смотрят уже осмысленно. Я думаю, что это большая заслуга, и заслуга Туминаса как раз в том, что теперь в театре Вахтангова возможен такой «Бег», например. Тут очень важно, чтобы и зритель был готов к диалогу и готов был выйти из зоны комфорта. Это постоянно делает Бутусов. Вытаскивает зрителя из комфортной зоны, заставляет испытывать не приятные эмоции, думать, раздражаться, и какие-то зрители это понимают и вступают в химическую реакцию,