Но я удержала его:

— Не страшно, у нас всегда все опаздывают. Не надо так быстро, тебе же больно.

— Нет. Почти нет.

— Обопрись о мое плечо, как тогда.

Пол беспомощно огляделся:

— Люди. Это стыдно. Такой большой мужчина и такая девочка. Я сам дойду.

— Не обращай ни на кого внимания, тебе ведь так будет легче. Пусть думают, Что ты меня обнимаешь… И вообще, представь, что здесь никого нет. Ты и я. Хватайся за мое плечо, Пол.

— Ты — не… обыкновенная.

— Пойдем же.

Он обнял меня, и нам обоим стало легче.

С тех пор, как Пол возник в моей жизни, мы оба словно научились перемещаться в параллельных мирах. Там, в лесу, был перевернутый мир. Там люди не сажали, а уничтожали деревья, и поливали кровью траву. А защитники природы прикрывались здравым смыслом. Другой мир поселился в моей квартире, превратив ее в одно огромное любовное ложе. Наверное, сегодня мы вообще не встали бы с постели, если б отец заранее растормошил нас своим приглашением к обеду.

И вот теперь мы попали в третий мир. Я даже не сразу поняла, что творится в квартире моих родителей. Дверь оказалась приоткрыта, и возбужденные возгласы вырывались на лестничную площадку.

— Что-то случилось? — насторожился Пол и, удержав меня, первым шагнул в квартиру.

Тут же в него кто-то воткнулся, едва не сбив с ног. Выскочив из-за его плеча, я увидела свою маму. Она была не похожа на себя — взъерошенная и сердитая.

— А Пол, здравствуйте, — сказала мама таким тоном, будто они были знакомы лет двадцать, а ведь она его в глаза не видела. Ей всегда на зависть легко давалось общение с людьми.

— Мама, что происходит?

— Вы как раз вовремя, — резко ответила она. — У нас тут семейный скандал.

— Скандал?! — проорал отец откуда-то из комнаты. — Ты называешь это просто скандалом?

Мама сморщила острый носик:

— Не вопи так! Томка, ты закрыла дверь?

Пол даже не понял, к кому обращаются, и посмотрел на меня с удивлением. Пришлось быстренько объяснить ему, что Томка — тоже я. Но это удивление уже сменилось новым. В коридор, где мы продолжали топтаться, выскочил мой отец. Пол так и разинул рот, увидев его в трусах и расстегнутой рубашке, которую отец, видимо, надевал к нашему приходу в тот момент, когда разгорелась ссора.

— Смотри! — завопил он и сунул мне большую открытку в форме сердца. — Это я нашел в шкафу.

— Безвкусно сделана, — неопределенно отозвалась я, не понимая, к чему все это.

Он весь сморщился от гадливости:

— Да ты прочитай!

Я разомкнула половинки сердца. Внутри было крупными буквами написано: "Любимая, я весь в твоих ладонях. Саша". Пол на открытку даже не взглянул. То ли из убеждения, что нельзя читать чужую корреспонденцию, то ли просто не знал письменных русских букв.

Мама криво усмехнулась:

— Я не смогла это выбросить. Рука не поднялась. Но это же ничего не значит! Просто признание.

Отец с рыком рванул незастегнутую рубашку:

— Ничего не значит? Он называет тебя "любимой", и это ничего не значит?!

Голубые мамины глаза даже заблестели от злости. Она так похорошела, разрумянившись, что мне подумалось: с точки зрения Пола моя мама — молодая, интересная женщина. Чуть располневшая, зато очень живая и улыбчивая. Когда она не сердилась, губы ее расползались против воли.

— Как же еще назвать человека, которого любишь? Он же не подписался "любимый тобою"!

— Еще не хватало! — взревел отец.

— Может, мы пройдем в комнату? — я протянула открытку маме.

Она взяла ее, не глядя, потому что не сводила глаз с дрожащего от гнева папиного лица.

— Нет, постой! — он схватил ее за руку и, видимо, сжал слишком сильно, потому что маму всю перекосило. — Ты скажи дочери, сколько лет этому сопляку!

— Ну, тридцать восемь, — стараясь держать подбородок повыше, ответила мама.

— А тебе?

— Скотина, — прошипела она, но все же сказала: — Сорок четыре.

Отец с восторгом хлопнул в ладоши и завопил:

— Каково, а?! Совсем сдурела на старости лет!

Быстрый взгляд Пола ощутимо скользнул по мне и снова устремился в палас. Мне захотелось взять его за руку, но это означало бы, что я тоже отношу папину бестактность и на его счет. Я сказала:

— Насколько я понимаю, возраст здесь вообще ни при чем. Вы разводитесь, что ли?

— Вот еще! — фыркнула мама. — Из-за какой-то глупости? Не я же писала эту открытку.

— Тогда, может, вы все же пригласите нас в комнату?

Они оба разом пришли в себя и, смущенно захлопав ресницами, уставились на Пола.

— Мистер Бартон, — пробормотал отец с некоторым замешательством, будто лишь сейчас увидел его.

— Просто Пол, — невозмутимо ответил мой мистер, всем своим видом давая понять, что ничего не видел и не слышал.

Он поцеловал маме руку, чего, наверное, при других обстоятельствах делать не стал бы. Я догадалась, что ему хотелось поддержать ее, как товарища по несчастью. Когда Пол наконец вручил розу, которую все мял в пальцах, у мамы расстроганно зазвенел голос:

— Прошу вас, Пол! Извините, ради Бога! У вас в Англии такое, наверное, не случается?

— О нет, случается, — заверил Пол, с опаской оглядывая комнату. Может, ему мерещились отчаянные мамины любовники, прятавшиеся за шторами?

Мама радостно сообщила:

— Сейчас будем обедать! У меня все готово. Я уже собиралась накрывать на стол, когда…

Она стрельнула в отца косым взглядом, а тот в ответ привычно дернул щекой с родинкой. Пол тут же встрял, как опытный рефери:

— Я могу вам помочь?

— Ну что вы! — мама постепенно им очаровывалась. Это легко было предугадать, потому что она вообще была неравнодушна к мужчинам, а уж Пол дал бы фору любому из ее знакомых.

— Хотя… — она замялась и оценивающе оглядела его. — Вы умеете резать хлеб?

— О… Да. Наверное.

Избегая папиного взгляда, она бесстрашно взяла Пола за локоть и увлекла за собой на кухню, ласково приговаривая:

— Пойдемте-пойдемте… Я покажу вам, как это делается.

— Шлюха, — бросил отец ей вслед и обернулся: — Не при тебе будет сказано. На кой черт ты притащила сюда этого иностранца?

— Папа, ты же сам его пригласил!

— Ты видела, как она на него смотрит? Как на племенного быка!

Я угрожающе предупредила: