Ванька верил, что генерал обязательно простил бы его, но… стоило подумать об отчислении и сразу сделалось дурно. Язык на самом деле прилип к гортани. А генерал и не желал выслушивать оправданий:

— Сначала Вы принесёте извинения журналисту Уроцкому. А затем с Вас сорвут суворовские погоны и с позором выставят за ворота училища. Быков, подайте сюда бумагу и перо. Я немедленно подпишу приказ.

Бумагу-то генералу подали, а вот перо не сразу нашлось. Пока Быков хлопал себя по карманам, доктор Савенков поднялся со стула и подал было Еропкину свою авторучку, да вдруг — вцепился пальцами и не отдаёт! А сам наклонился и быстро прошептал что-то на ухо начальнику училища.

— Что? Ты шутишь? — удивился генерал Еропкин.

— И не думаю шутить.

— Но послушай, ведь… это шпана какая-то, а не кадет! Нарушитель дисциплины, озорник и проказник! Просто хулиган!

— О нет, друг Тимофей Петрович, — очень серьёзно сказал Савенков. — Это не просто хулиган. Это хулиган с принципами.

Помолчав немного, добавил:

— Принципы — это разум сердца. Ваш Иван Царевич не просто проказничает. Он защищает то, что любит. Такие люди нынче великая редкость.

— Кого же, с позволения спросить, защищает этот юнец?

— Посуди сам, Петрович, — сказал Савенков негромко, чтобы Ваня не слышал. — Честь Суворова. Честь армии. Эти слова для парня — не пустой звук. В нём есть твёрдость. Я его выбираю.

Генерал Еропкин развёл руками.

— Ну… гляди, как бы парень не подвёл тебя.

— А мне кажется, он теперь горы свернёт, — ответил Савенков совсем уже шёпотом. — Всё сделает, лишь бы заслужить прощение.

Доктор с Лубянки снял узкие лекторские очки и поглядел на Иванушку в упор. Глаза у Савенкова оказались почти такие же синие, как у кадета, — только не ясно-васильковые, а словно выгоревшие на солнце.

— А скажите нам, Царицын, вот какую вещь. Вы могли бы перелезть через стену древнего замка? — спросил Савенков с невинной улыбкой.

— Суворовец Царицын занимается на факультативных курсах по спортивному альпинизму, — услужливо сообщил Быков.

— Я только начал учиться, товарищ лейтенант! — быстро сказал Ваня.

— Ага, начинающий нашёлся, — не унимался Быков. — В прошлом году суворовец Царицын, находясь в увольнительной по случаю своего дня рождения, глубокой ночью при помощи троса спустился с крыши пятиэтажного жилого дома на улице Тютчева и раскрасил чёрной краской девицу на рекламе пива. Как называлось пиво, Царицын?

— «Титьков», — буркнул Ваня. — Там была голая женщина нарисована. Без трусов.

— Не понял! — насторожился генерал, он глядел на Царицына с нескрываемым ужасом. — Что Вы сделали с бедной гражданкой?

— Не с гражданкой, товарищ генерал, а с рекламой, — успокоил начальника Быков. — Большое рекламное панно на стене дома висело, на уровне четвёртого этажа. Русская красавица в кокошнике. Кроме кокошника — ничего. Суворовец Царицын взял баллон с чёрной краской и нарисовал девушке двухметровые трусы.

— Это ещё зачем? — полюбопытствовал Савенков.

— Кадет обязан вступиться за честь женщины, — не поднимая глаз, сказал Царицын. — Они её на всеобщее обозрение выставили. А нам с ребятами за барышню стыдно стало.

— Потрясающе, — доктор Савенков оживился. — Вы, Царицын, кроме всего прочего, ещё и скалолаз? Итак, стена старинного замка для Вас не препятствие?

Иванушка задумался.

— Неплохо бы знать высоту стены. И какое у меня будет снаряжение?

— Снаряжение… ну, допустим, у Вас будет блок-ролик, пара зажимов для подъёма и спусковое устройство самой лучшей фирмы, — сказал Савенков. — А высота стены нам точно не известна. Думаю, не больше пятнадцати метров.

— Материал? — прицельно сощурился Иванушка.

— Армированный бетон, отделанный декоративным облицовочным покрытием под старые камни.

— Бесшумно не получится. В облицовке придётся сделать небольшие выбоины, — подумав, сказал кадет. — Вопрос: а шуметь можно будет? Если да, тогда нужна ударная дрель на аккумуляторах. А перелезать надо ночью или при дневном свете?

Вместо ответа Савенков многозначительно покосился на Еропкина.

— Думается, вам лучше продолжить разговор в моём кабинете, — тяжко выдохнул начальник училища.

Казаки везде пролезут.

А. В. Суворов. Три воинские искусства

— Садись, суворовец Царицын, на стул. Вот тебе стакан чаю, бери баранку. Грызи и слушай внимательно, — приказал генерал Еропкин.

Иванушка послушно сел, взял баранку и приготовился слушать, украдкой разглядывая двух великих людей, сидевших напротив. Начальника училища он уважал безмерно — почти так же, как самого графа Суворова, — и, честно говоря, до сих пор не мог поверить, что удостоился чести перешагнуть порог генеральского кабинета. Генерал Еропкин напоминал Ване Царицыну тех самых царских офицеров. Иногда Царицыну казалось, что начальник училища был родом из дореволюционной России, что он тоже был человеком Империи — только тщательно замаскированным.

Что же касается жилистого старика в лекторских очках, то он вызывал у Иванушки не столько симпатию, сколько жгучее любопытство. Что-то необычное, почти киношное было в этом человеке. В сканирующем взгляде пульсировало въедливое любопытство матерого хищника-интеллектуала. Однако этот молодой жар во взгляде Савенкова непостижимым образом соединялся с лёгким блеском расслабленной стариковской иронии. Временами Савенков был похож на высохшего в бесконечных походах колониального англичанина, а иногда — на немецкого профессора археологии. Царицыну было страшно представить, сколько всяких интересностей связано было с доктором Савенковым. Он догадывался, что эти глаза видели немало: и закат в саванне, и рассвет в джунглях, а пожалуй, и горящие танки в горах… Этот человек, может быть, свергал режимы, побеждая хитрейших аналитиков Пентагона и Ленгли, а теперь вот скромно так посиживает в кресле и как простой смертный попивает зелёный чаёк.

— Ну что, Севастьян Куприяныч, для начала картинки покажем? — сказал генерал Еропкин, засунул баранку в роскошные, мягкие седые усы и хрустнул ею там.

— Конечно, как же без весёлых картинок, — доктор Савенков вытянул жилистую руку с пультом. — Смотрите, юноша. Это север Соединённого Королевства, один из Шетландских островов.

Экран мигнул, и возникло изображение довольно мрачного замка — нагромождение готических башен, чёрных шпилей, толстых морщинистых стен и зубастых бастионов, нависших над пропастью. Ярусы древних укреплений многократно опоясывали скалистую вершину, словно кольца огромной гадюки, — казалось, что замок медленно взбирается к облакам, точно огромная, каменная, холодная, мерцающая змея.