другу Петька. — Как в той шахте на севере, где до самого ада докопались!

— Верно, ребенок, — кивнул Мамонов, не отрывая взгляда от серой крысы. — Я быстро заметил, что с крысами происходит что-то неладное. Эти грызуны вели себя так, будто обрели разум… Ходили на задних лапках, смотрели на меня, держась за решетку совсем как люди… Разве что говорить на тот момент еще не научились. Особенно умным и хитрым вот этот был… У него даже мимика начала появляться — представьте себе ухмыляющуюся крысу! А потом он как-то и вовсе, глядя на меня, лапой по горлу провел, будто ножом. Мол, конец тебе, двуногий!

— А зачем ему нужно было вам угрожать? — спросила Вика.

— Почувствовал, что я его раскусил, — пожал плечами пьяница. — Я ведь тщательно за ними следил, пока контролировал ход эксперимента, да и просто ухаживал. Собственно, я единственный и заметил, как они изменились. А этот серый… представляете, он командовал другими крысами! Они убирались за ним, еду ему приносили, причем сначала сами распробовали, особенно когда я специально добавлял туда экспериментальные препараты. Я об этом сказал руководителю исследований, тот заинтересовался, но при нем и коллегах серый прохиндей притворялся обычной тупой крысой. Он и остальных заставил вести себя так же. Несколько раз я пытался привлечь внимание, но крысы тут же принимались вести себя как обычно, причем даже скрытую камеру как-то замечали. Мне в итоге выговор сделали с занесением в трудовую. А потом…

— Что? Что? — наперебой загалдели дети.

— Как-то поздним вечером, когда все разошлись по домам, я нашел на полу в лаборатории мертвую кошку, чьей кровью на керамической плитке было написано «вам конец», — страшным шепотом произнес Мамонов. — При этом крысиный вольер был заперт, но на морде этой вот твари осталась засохшая кровь.

— Фу! — воскликнула Вика.

— Ужас, — пробормотал Мишка Вдовкин.

— Еще какой ужас! — живо подхватил пьяница. — Я ему сказал, что раскусил его, и услышал в ответ мерзкий отвратительный смех… Крыса смеялась! Но мне опять никто не поверил, грозили уволить. Исследования прикрыли из-за бессмысленности и несостоятельности, я предложил уничтожить этих грызунов, из-за волнения не подумав, что они услышат. А они услышали…

Мамонов перешел на еще более таинственный шепот, и дети заерзали в нетерпении узнать, что же было дальше.

— Трое самых развитых крыс, считая этого, — Мамонов снова кивнул в сторону продолжавшего сидеть у перекладины грызуна, — проделали ходы в своих вольерах и сбежали. Остальных усыпили, и на следующее утро я нашел в своем кабинете кровавую надпись. Смерть!

Пьяница так резко прошипел последнее слово, что дети отпрянули.

— И вот теперь он нашел меня… — алкоголик с грустью посмотрел на крысу. — Нашел, чтобы отомстить… Ведь я раскрыл заговор тварей из преисподней, которые решили творить зло в образе лабораторных крыс.

Взволнованные дети принялись успокаивать Мамонова, предлагали помощь родителей, но тот лишь отрицательно качал головой, приговаривая, что от судьбы и от темных сил не убежать. Он полностью ушел в себя, перестав вообще как бы то ни было реагировать, и его оставили в покое.

А вечером, когда Петька Чалышев вновь вышел на прогулку после ужина, во дворе стояла «скорая помощь» и милицейский «уазик». Люди в мундирах и в белых халатах сгрудились вокруг лежащего возле скамейки тела — движимый любопытством, мальчик подошел поближе. И, прежде чем его раздраженно отогнали прочь, узнал неподвижного Мамонова.

Петька испуганно посеменил к подъезду, споткнулся обо что-то мягкое и отскочил в сторону. На него, злобно оскалившись, смотрела та самая серая крыса, о которой рассказывал и которую так боялся дядя Гриша. Мальчишка замер, не в силах пошевелиться, а мерзкий грызун, как показалось Петьке, человеческим голосом бормоча под нос угрозы в его адрес, опрометью бросился со двора.

* * *

Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 15 сентября, четверг

В первой школе было заметно напряженно. Никто не гулял во дворе, и дело вряд ли было в любопытной серой крысе внушительных размеров, которая зорко оглядывала ворота со стороны помойки за столовой. Хотя, конечно, санэпидемстанция должна бы этим экземпляром заинтересоваться — на чем это он так отожрался… С такими мыслями Камышев прошагал до центрального входа, где его помимо бабульки-вахтерши встретил крепкий мужчина с залысинами, в спортивном костюме и с красной повязкой на рукаве.

— Вам куда, уважаемый? — он уверенно загородил дорогу следователю.

— Старший лейтенант Камышев, милиция, — сразу представился Валерий, достав из кармана удостоверение и раскрыв его перед лицом этого чересчур активного работника школы.

— Андрей Борисович Чирва, физрук, — мужчина тут же сбавил обороты и чуть отступил назад. — То есть учитель физкультуры… Я так понимаю, вы по поводу пропажи ребят? Я могу вам помочь… Видел, как это произошло с Митей Ерохиным. Не успел перехватить.

Физрук, как он сам себя назвал, стиснул кулаки и даже скрежетнул зубами, Камышев деликатно сделал вид, будто этого не заметил, однако для себя сразу же отметил излишне беспокойное состояние своего собеседника. Между сведенными бровями Чирвы резко выделились вертикальные морщины, уголки рта опустились вниз, нижняя губа заметно дрожала. Взглядом мужчина упирался в пол — как минимум нервничал, и это мягко сказано.

Камышеву нравилось наблюдать за людьми и пытаться считывать их эмоции — нередко это ему помогало в беседах с подозреваемыми. Он, разумеется, не считал себя профессиональным физиогномистом, но убедился, что порой лицо человека может сказать больше, чем его же слова. Причем это не зависело от национальности или принадлежности к той или иной культуре. Преступникам, да и вообще людям свойственно врать, и порой достаточно было внимательно понаблюдать за мимикой собеседника. Что Камышев и старался делать.

— Может, пройдем куда-нибудь, где вам удобно было бы переговорить? — предложил он, понимая, что Чирва сейчас на взводе, и будет лучше, если выплеск эмоциям он даст, например, в спортзале или в кабинете.

— Да, конечно, — Андрей Борисович сделал над собой усилие, уняв волнение, и предложил калининскому сыщику следовать за ним.

Камышев на ходу обернулся, посмотрел на сгорбленную спину бабульки-вахтерши в пуховом платке, и его сердце сжалось. Что она сделает этим преступникам, если они решат вернуться? Ничего ровным счетом, разве что позвонит в милицию согласно должностным обязанностям. Но пока парни доедут… Валерий решил, что обязательно озвучит Величуку идею поставить дежурных в обе андроповские школы. Странно, и почему местные милиционеры сами об этом не задумались?

Чирва тем временем открыл дверь в ленинскую комнату, пропустил следователя вперед, затем зашел сам. Камышев огляделся — обязательный гипсовый бюст вождя, знамена и горны, кубки, подшивки «Пионерской правды» и журнала «Костер». Как будто снова в беззаботное детство попал.