Прямо за Тауэром, между офисными зданиями, стоит разрушенная церковь Святого Дунстана-на-Востоке. Она была разбомблена во время Второй мировой войны, однако ее средневековые колонны еще стоят, увитые плющом и цветущим взрывом фиолетовых глициний. Без крыши церковь должна казаться обнаженной, но весна достроила ее природными заплатами. Густо переплетенные ветки деревьев закрывают от городской суеты и переносят в спокойное безвременье. Лишенные витражей окна пропускают солнечный свет через готические арки, сияющие под теплым взглядом солнца. Несмотря на запустение, в церкви есть что-то божественное. Как может ужасная трагедия превратить что-то и без того совершенное в нечто магическое? Это лондонский Эдем.

Неловко держа в руках горячие бумажные стаканчики, мы с Фредди сидим рядом на одной из разрушенных стен. Очевидно, что ни один из нас не знает, что сказать. Что ты можешь сказать незнакомцу, перед которым несколько раз опозорилась и который только что спас тебя от психованного экс-бойфренда?

Я рассматриваю его, отчаянно ищу, за что бы зацепиться и начать разговор. У него идеальная осанка, даже когда он сидит. Я начинаю думать, что в его форму, должно быть, вшит какой-то стержень, а может, и корсет, не позволяющий сутулиться. Он старается не дотрагиваться пятками своих идеально отполированных и начищенных ботинок до стены. Даже в свободное время он ведет себя словно на службе. Интересно, он и спит, как Дракула, неподвижно и скованно, словно в жестком деревянном гробу?

– Вот никогда бы не подумала, глядя на тебя, что ты любишь горячий шоколад, – начинаю я его поддразнивать, в то время как он пытается через маленькую дырочку в пластиковой крышке втянуть в себя взбитые сливки.

Он опускает стаканчик и откашливается.

– Ты считаешь, что гвардеец не может наслаждаться горячим шоколадом, потому что это недостаточно мужественно? – Он так прекрасно выражается, что мог бы декламировать Желтые страницы [11] и все равно наводить страх.

Черт. Молодец, Мэгги. Единственное, что я умею, так это вляпываться в это самое буквально на каждом шагу!

– Шучу! Не смотри на меня так испуганно. – Он прыскает, а я с облегчением выдыхаю и с интересом поглядываю на него. – Если это тебя удивляет, видела бы ты, что я заказываю в баре.

– Ты любитель розового джина?

– Хуже – коктейлей.

После непродолжительного смеха разговор снова затихает. Я думаю, неудивительно, что парень, выбравший службу, где наказывают за общение с кем-либо, не сильно разговорчив. Но сейчас это необременительное молчание. Я потягиваю кофе, и мое волнение от сегодняшних событий рассеивается.

– Он всегда был… таким? – вдруг спрашивает Фредди, словно думал об этом некоторое время и давно собирался прояснить этот вопрос. И тут же идет на попятную: – Подожди… ты не должна отвечать. Это не мое дело. Я не должен был вмешиваться. Опять.

– Ты просто поставил его на место, чего я за семь лет так и не смогла сделать! Я не против, можешь спрашивать.

Он смотрит на меня с облегчением и снова переводит взгляд на свой стаканчик, а я продолжаю:

– Честно говоря, я не уверена. Для тебя это, должно быть, глупо звучит, потому что у него теперь прямо на лбу написано «козел», но… Наверное, с ним я чувствовала себя особенной. Это было прекрасно первые несколько лет. Мы вместе учились в универе и никогда не расставались. Я была на все для него готова, и он был на все готов ради меня. И он мне очень помог пережить… многое. Но когда мы выпустились, все стало меняться. Он нашел работу на самой низкой должности в какой-то финансовой компании. Я только один раз видела его коллег, и мне на всю жизнь хватило. Если нужно объяснить, что такое токсичная маскулинность, можно просто этих придурков показать. С тех пор он становился все хуже и хуже. Он не имел никакого влияния на работе, у него не было репутации, поэтому он начал командовать дома и в итоге превратился в «одного из тех парней», разрушив свою личность, а заодно и меня.

Я слышу, как колотится мое сердце. Я знаю, что мне нужно остановиться, но что-то в спокойной позе Фредди заставляет меня говорить дальше. Он все так же молчит, и лицо его непроницаемо, но я вижу, что он внимательно слушает. И я так давно не разговаривала ни с кем, кроме воронов, обо всем этом.

– Но я все равно никуда не ушла. Признать, что парень, которого я считала любовью всей своей жизни, ведет себя… скажем, не очень красиво, оказалось намного труднее, чем я думала. Я каждый день верила, что человек, с которым я смеялась, на которого могла положиться, которого любила… все еще где-то есть. Что, может, если я буду напоминать ему, как он меня любил, если буду идеальной девушкой и посвящу себя ему, он увидит свою ошибку и вернется ко мне. Но сейчас я понимаю, что на самом деле он никогда меня не любил, раз мог спокойно смотреть, как я разваливаюсь на части у него на глазах, снова и снова. Казалось, что он подсел на мои слезы так же, как я подсела на возвращения к нему. Не знаю, чего я ожидала. Знаю только, что тогда я бы снова и снова выбирала такую жизнь, лишь бы не быть одной. Я уже потеряла кое-кого очень близкого, и… я просто не могла потерять и его тоже. Но было поздно – я давно его потеряла.

Я слишком много вывалила на Фредди. Он по-прежнему на меня не смотрит. Он сидит, уставившись на остатки шоколада, которые гоняет по дну стаканчика.

– Мне стоило просто остаться с моим котом. – Я делано смеюсь, надеясь развеять напряжение, вдруг охватившее нас. Как и ожидалось, он не смеется со мной вместе.

– Так это ты от него ушла?

– Технически да, хотя у меня не было особого выбора. После третьего романа на стороне я рассказала отцу, и уже через полчаса папа, Ричи и Годдерс – два других бифитера – подкатили к нашей квартире на маленьком зеленом «Мини Купере» Годдерса и забрали меня со всеми моими пожитками сюда. Счастье, что Брэна не было дома, а то пришлось бы ему маршировать через Ворота предателей прямиком в Кровавую башню.

– Хм-м-м, – тянет Фредди тихонько. Я не понимаю, скучно ему или нет, но чувствую, что надо продолжать.

– Он, правда, плохо все это перенес и с тех пор таскается в Тауэр, пытаясь заполучить меня обратно. И в тот день он тоже пришел – когда