– Это – очевидно.

– Как жаль. Но надежда-то есть?

– Кро-о-охотная.

– Лучше, чем никакой. Зато я – товарищ хороший.

– Подтверждаете? – Ольга бросила лукавый взгляд на Дмитрия. Корсар кивнул. – Тогда – прощаю. – Ольга посмотрела пристально в глаза Корсару: – До завтра?

– Да. Я же обещал.

Девушка улыбнулась, сдула обоим с руки поцелуй, развернулась, подошла к навороченному мотоциклу, надела шлем, завела в одно касание и – вихрем умчалась в поток машин.

Корсар проводил девушку долгим взглядом…

– Извини, старик. У вас тут, похоже, роман намечается… А тут я – не в тему… – Буров вздохнул: – «Все лучшее в этой жизни достается камер-юнкерам или генералам…»

– Не могу вспомнить, где же я ее все-таки видел?..

– Во сне.

– Может быть…

– А скорее – в телевизоре. Я тебя, Корсар, только там крайнее время и вижу. Знаменитость, ёлы-палы.

– Да ладно. Просто – жизнь сейчас такая. Разводит.

– Да жизнь – всегда такая! Ты сегодня вечером свободен? В смысле – посидеть, старое помянуть…

– Я вообще-то к спиртному – не очень…

– Помню. «Чай пьешь – орёль лэтаешь, водка пьешь – дрова лэжишь…» Но по пятьдесят грамм – кому оно вредило?

– Да за рулем я…

– Так я – тоже. Димыч, ну неправильно это – столько лет не видеться и – разъехаться вот так вот – «пока-пока…».

– Неправильно. Ладно. Поехали. Прямо в моем доме есть кафе.

– Приличное?

– Увидишь.

– И в нем можно – по-взрослому?

Корсар махнул рукой:

– Ну, если будет вытанцовываться по-взрослому – поднимемся ко мне. Ты на чем?

– Да вон, «росинант». – Буров кивнул на притертый к поребрику «мерседес» этого года выпуска. Добавил скромно: – Служебный.

– Бурый?! А ты, часом, не генерал?

– Нет.

– И какой же службе государь простым служивым такие авто жалует?

– Частное предприятие «Сириус». Руковожу там «безпекой».[13]

– «Сириус»… Не слышал. Чем торгуете? Не звездами, случаем?

– Мечтами. О красивой жизни. Материализованными, естественно. Недвижимость, земли, замки… Тебе не надо?

– Надо. Как всем. Вот схроны с золотом отрою… И еще бы – немного вечности.

– Поищем – найдем.

– А покупают? Ну да, ну да… Мог бы по машине догадаться. И пистоль-самопал у тебя где, Бурый?

– Я же начальник службы безопасности, а не «торпеда». Зачем мне пистоль?

– Для авторитета.

– Для него есть у меня «стечкин» в сейфе. Полновесный. Вообще-то все наши аналогами «макаровых» обходятся, но я для себя – расстарался.

– Солидности прибавляет?

– И ее тоже. Но и, если что…

– Помню. Вещь убойная. Кстати, ты спьяну не буйный?

– Веселый я! Ты что, забыл?

– Десять лет минуло.

– Ну и вычтем их. Годы-то были – нулевые. От вычитания таких – сумма не меняется.

– «От перемены мест слагаемых сумма не меняется…» – напел Корсар, сам не зная почему…

– Ты о чем?

– Не знаю уже. По коням?

Корсар на джипе плавно вписался в поток, «мерседес» двинул следом.

Оптика приближает с высокой точки лица Корсара и Бурова. Щелчки затвора фотокамеры. – «Операция «Омега». Первый этап проведен штатно. Принимайте. Конец связи».

Автомобиль Корсара мчится по улицам Москвы. За ним – «мерседес» Бурова. Чуть поодаль, прячась за чередой машин – фургончик «автосервис» с наглухо тонированными стеклами. – «Второй принял. Штатно. Конец связи».

Приятели расположились на роскошном ковре во весь пол; горел камин, а они как-то незаметно для непьющих и «совсем мало пьющих» «приговаривали» уже вторую полновесную литровую фляжечку «Хеннесси» и были, что называется, навеселе «очень и очень» и что-то не в такт и неслаженно напевали…

Черно-белая фотография, где были сняты трое бойцов в полевой форме – среди них, конечно, и Корсар, и Буров, и еще один, с лицом худощавым и взглядом серьезным, была выужена из альбома и стояла на каминной полке на почетном месте.

Плазменный телевизор работал скорее фоном; какой-то музыкальный канал транслировал клип за клипом; звук был приглушен, и только разноцветные блики с экрана делали лица Александра и Димы странными, похожими на маски или, скорее, на личины на улицах средневекового венецианского карнавала…

Корсар вдруг впал в странное состояние – будто такое с ним было уже или еще будет; блики отражались в расширенных черных зрачках, ритм музыки нарастал, становился дробным и неровным, как прицельные пулеметные очереди, и он не вспомнил даже – увидел все, бывшее с ними давно-давно, в той жизни и на той войне…

…И вспышки блицев стали вспышками близких разрывов, огнем из пламегасителей автоматов…

…Корсар, вжимая приклад РПК в плечо, ведет огонь короткими очередями из пограничной засады-секрета…

…Чуть поодаль – караван: навьюченные животные; мешки пробиты пулями; оттуда сыплется белый порошок… «Секрет» пограничников окружен «духами»; четверо парней огрызаются во все стороны короткими очередями; разноцветные трассы пуль во все стороны… Четвертый – пытается вызвать по рации подмогу. Пуля пробивает каску и голову, убитый с открытыми глазами сползает на дно окопчика…

…Корсар коротко, без замаха, бросает несколько гранат. Товарищ, прошитый очередью, замирает. Взрыв гранаты рядом – и еще двое пограничников, полуприсыпанные, замирают безжизненно. Корсар жестко огрызается короткими очередями, хрипит в микрофон рации: «Огонь на меня! Огонь!»

…Буров двумя короткими очередями в упор расстреливает двоих «духов», появившихся на бруствере окопчика…

…Они остаются вдвоем – раненные – Корсар и Буров – спина к спине и ведут огонь по приближающимся «духам»… Прикрывая раненого командира – капитана Игнатова, что лежит на дне окопчика…

…Из темноты выныривает «крокодил»; работает ракетами и пулеметами. Все пространство вокруг – в огне; огненные блики пляшут на радужке черных расширенных зрачков упавшего на спину Корсара…

…Огненные блики пляшут на радужке расширенных зрачков Корсара…

– Что с тобой, Димка! – Буров тряс товарища за плечи…

– А что – со мной?

– На команды не реагируешь, чарку в длань не принимаешь…