на то, что это пробудит в сыне его прежние желания и интерес к жизни, он заявил, что дал обет никогда не жениться на живой женщине.

Месяцы тянулись очень медленно.

И вот наконец наступил год Кабана. В осеннюю пору Ито Норисукэ прекратил прогулки, некогда так любимые им. Да и ходить он уже не мог, как и вставать с кровати. Жизнь утекала из его тела, и никто не догадывался о причине. Но спал Ито Норисукэ теперь так крепко и подолгу, что родные пугались, принимая этот сон за смерть.

И вот однажды его внезапно разбудил детский голос. Возле постели самурая стояла та самая маленькая служанка, которая десять лет назад привела его к воротам исчезнувшего сада.

Она поздоровалась с ним и сказала с улыбкой:

– Мне велено передать, что сегодня вечером вас ждут в Охаре, в деревне на Великих Равнинах, недалеко от Киото, где находится наша новая резиденция. За вами уже прислали паланкин.

Передав послание, девочка исчезла.

Ито Норисукэ понял, что его ждут там, где нет солнечного света. Однако сообщение вызвало у самурая такую радость, что у него хватило сил встать и позвать мать. И тогда он впервые рассказал ей историю своего брака и показал подаренный чернильный камень, попросив, чтобы тушечницу положили вместе с ним в гроб. И вслед за тем Ито Норисукэ умер.

Чернильный камень похоронили вместе с ним, но перед траурными церемониями его осмотрели учёные. По их мнению, тушечницу следовало датировать эпохой Джо-Ан – 1169 год нашей эры; на ней стояла печать художника, жившего во времена правления императора Такакуры.

Послание мухи

Около двухсот лет назад в Киото жил купец по имени Казария Кьюбей. Его магазин находился на улице Тера Мачидори, к югу от проспекта Симабара. У него работала служанка Тама, уроженка провинции Вакуса.

Кьюбей и его жена очень хорошо относились к Таме, и казалось, что она искренне к ним привязана. Однако Тама никогда не старалась принарядиться, как другие девушки; в выходные она носила рабочую одежду, хотя ей не раз дарили красивые платья. Тама служила Кьюбею почти пять лет, когда однажды он спросил её, почему она никогда не озаботится поухаживать за собой.

Тама правильно поняла скрытый упрёк хозяина и покраснела, а потом со всем почтением отвечала:

– Я была единственным ребёнком у родителей, поэтому, когда они умерли, мне самой пришлось справлять по ним службы в храме Будды. Денег мне было взять неоткуда, но я решила обязательно поместить их ибай[24] в Дзёракудзи, а нужные обряды оплатить, когда заработаю. Поэтому я и стараюсь экономить. А мои платья… возможно, я перестаралась, раз вы находите мой вид неподобающим. Но сейчас у меня уже накопилось около ста момме серебра, так что я постараюсь больше уделять внимания своему внешнему виду. Надеюсь, вы извините, что я не делала этого раньше, одеваясь слишком безыскусно и небрежно.

Простое признание молодой девушки тронуло Кьюбея; он уверил её, что она вольна одеваться, как ей угодно, и похвалил её за внимание к памяти родителей.

Вскоре после этого разговора Тама смогла поместить посмертные таблички своих родителей в храм Дзёракудзи и оплатить все необходимые обряды. На это ушло семьдесят момме, остальные тридцать она попросила хозяйку сохранить для неё на будущее.

Однако в начале следующей зимы Тама внезапно заболела и вскоре умерла в одиннадцатый день третьего месяца пятнадцатого года Гэнроку (1702 год). Кьюбея и его жену сильно опечалила эта потеря.

Десять дней спустя в дом залетела огромная муха и принялась кружить над головой Кьюбея. Он удивился. Обычно в сильные холода никаких мух не бывает, а такие большие и вовсе появляются только в разгар жаркого сезона. Муха бросалась на Кьюбея так настойчиво, что в конце концов он поймал её и вынес на улицу, стараясь, однако, при этом не сильно помять насекомое, ведь он исповедовал буддизм. Но муха почти сразу вернулась. Хозяин снова поймал её и вынес на улицу. Однако она появилась и в третий раз.

Жена Кьюбея сочла это странным.

– Мне вдруг показалось, – сказала она наконец, – что наша Тама вернулась.

Иногда умершие и вправду возвращаются в виде насекомых, особенно если после смерти переходят в состояние гаки[25].

Кьюбей рассмеялся.

– Надо было пометить её, тогда мы бы знали, она это или какая-то другая муха.

Он поймал назойливое насекомое и сделал ножницами небольшие надрезы на концах крыльев, а после отнёс муху подальше от дома и выпустил на волю.

Муха вернулась на следующий день, но Кьюбей всё ещё не верил, что эти визиты имеют какое-то мистическое значение. Он опять поймал муху, покрасил ей тельце и крылья в красный цвет, отнёс гораздо дальше, чем в предыдущий раз, и отпустил. Через два дня в дом влетела красная муха. Теперь уже и Кьюбей перестал сомневаться.

– Наверное, это действительно наша Тама! – сказал он. – Видно, чего-то хочет. Только вот чего?

– У меня же до сих пор хранится тридцать момме её серебра, – ответила его жена. – Думаю, она хочет, чтобы мы отнесли эти деньги в храм и заказали для неё буддийскую службу. Тама очень беспокоилась о своём следующем воплощении.

Стоило ей произнести эти слова, как муха упала с бумажной ширмы, на которой сидела. Кьюбей поднял её и понял, что муха мертва.

Супруги решили немедленно отправиться в храм и отдать священнику деньги молодой девушки. Тельце мухи уложили в коробочку и взяли с собой.

Дзику Сёнин, настоятель храма, выслушал историю о мухе и заявил, что Кьюбей и его жена действовали в соответствии с обычаем. Он провёл сэгаки в память Тамы и над трупиком мухи продекламировал восемь строф сутры Мётэн. А коробочку с останками насекомого закопали в храмовом саду, а на могиле поставили сотобу[26] с соответствующими надписями.

Игры ёкаев

Ёкаи спрятались в этом портрете. Найдите их, чтобы освободить девушку.

Внимание, некоторые из них очень хорошо спрятаны.

К концу периода Эдо появились первые наборы гравюр с изображениями ёкаев, этих колоритных персонажей, известных по всей Японии.

В это же время появились первые анаморфозы и оптические ящики, позволявшие усилить перспективу. Эта техника породила новый раздел игр, связанных с письмом,