не искал, так как никого не любил и никого не почитал. Принца устраивало, что единственными ценителями его произведений были Эвер и Хиона.

Однажды, Волшебница, разглядывая под светом своей звезды картины и скульптуры Гарма, сказала мужу:

– Когда твой друг освободится из заточения на Бирюзовом Плато, мы его пригласим заново оформить наш дворец. Я думаю, ты этому будешь очень рад, Эв. Или я ошибаюсь?

– Ты полагаешь, он когда-нибудь сумеет оттуда выбраться? Неужели это возможно? Он ведь мается там в одиночестве уже двадцать лет!

– Дорогой, про всех на Земле я могу все узнать в две минуты. Про всех, только не про Гарма. Бирюзовое Плато место особое. Мне неизвестно, что там произойдет. Но я предполагаю, его свобода дело времени. Понимаешь, дамы, покинувшие мой земной рай, поначалу устроились превосходно. Они и сейчас живут припеваючи – у всех мужья, сыновья, любовники, богатство, положение в обществе и здоровье. Но они постарели. Постарели на два десятка земных лет. А я знаю этих женщин и думаю, что они, забрав своих мужчин, вернутся – предпочтут жить попроще, зато быть помоложе! А ведь это, как ты понимаешь, чревато непредсказуемыми последствиями.

– Неужели все вернутся?

– Полагаю, все, кроме Клео. Она известная певица и ей нечего делать на Плато. К тому же, выглядит Клео прекрасно и у нее нет мужа, так что обслуживать ее там будет некому.

– Ты сказала, у этих дам только сыновья?

– Естественно! Слишком много чести разрешить им обзаводиться дочерьми! Девочка когда-нибудь родится у нас с тобой, Эв. И у нее будет сердце, такое же любящее, как у тебя дорогой!

…Горячее летнее солнце застало Гарма в полете. По-хозяйски оглядывая Плато, он замер от неожиданности. Зоркие глаза парящего кондора отчетливо разглядели, как из пещеры, в которую уходит река, вышла женщина с подснежником в руке. Она вела за собой двух маленьких детей, замыкал этот хоровод высокий грузный мужчина.

– Мама родная! Они возвращаются! – подумал Гарм и стрелой помчался во дворец к заветной чаше.

Вернулись все, кроме Клео. Вернулись в надежде на рай, а получили обыкновенный ад. Оттуда, с Земли, Бирюзовое плато казалось Землей обетованной. Мысли о вечной юности разъедали души дам, проводивших перед зеркалами по много часов в день. Как-то забылось, что в королевстве Хионы не было ни служанок, ни кухарок, ни портных. Все помнили только то, что, придя в долину, нашли дома, полные дорогих сердцу вещей.

Мужчины, которых женщины привели с собой, всю жизнь были богаты и не привыкли собственноручно вести хозяйство. Обнаружив на Плато полуразрушенные дома, поросшие сорняком поля и одичавших животных, они пришли в ужас. Не прошло и недели, как два десятка “любящих” мужей ушли, захватив с собой детей, что постарше. К счастью, они отлично знали, как выбраться из долины, а потому вернулись домой целыми и невредимыми. Еще через месяц с Плато вслед за мужьями ушли и две женщины, имевшие младенцев. Хорошенько поразмыслив, они решили, что в таких условиях им ни молодость, ни красота не принесут настоящего удовлетворения. В общем, к зиме, когда подземная тропа была уже закрыта, в царстве Гармагера осталось сотня мальчишек в возрасте от пяти до десяти лет, три десятка взрослых мужчин и полсотни представительниц прекрасного пола.

Нового правителя дамы не признавали. Это происходило не только потому, что они в принципе не желали мириться с наличием какого-либо хозяина на их родном Плато. Главная причина заключалась в другом. Двадцать лет бурной земной жизни не прошли ни для кого даром. И теперь богатый жизненный опыт, так же, как и беспристрастный анализ собственной натуры, подсказывали им, что Гармагер стал наместником Хионы только потому, что был отъявленным пройдохой, сумевшим обманом и лестью втереться в доверие к наивной, не знающей реальной жизни Волшебнице.

Вся эта ситуация претила им по своей сути. Она настолько оскорбляла их женскую гордость, ранила чувство собственного достоинства, подрывала веру в уникальную женскую проницательность и ум, что они, переполненные негодованием, взбунтовались. Свою ненависть по отношению к принцу вернувшиеся выражали просто: они его игнорировали. Имя Гарма не упоминал никто, никогда и ни при каких обстоятельствах. Оно не всплывало ни в серьезных беседах о жизни, ни в воспоминаниях, ни в пустой болтовне на житейские темы, ни в семейных ссорах.

Только однажды, на прощальном ужине с покидающими долину подругами, дамы нарушили свой негласный заговор молчания и откровенно высказались на его счет. Со слезами на глазах они вспоминали свое потрясение от записки Агнера, которую обнаружили после Преображения. Тогда решение Хионы оставить Гармагера своим наместником на Бирюзовом Плато показалось им не только самым тяжким, но и самым несправедливым оскорблением за всю их долгую жизнь. Они, два десятка лет верно служившие Волшебнице, получили от нее в подарок женские тела, на которые, поначалу, и смотреть-то не могли без содрогания, а он, пробывший в долине всего несколько недель, приобрел право распоряжаться этим Эдемом, как собственной вотчиной.

Закончив воспоминания на трагической ноте, собравшиеся поклялись до скончания веков мстить Гарму, делая вид, будто его в Природе нет, и никогда не было. Они посчитали, что равнодушие – это самое тяжкое оскорбление, которое можно нанести тщеславному проходимцу, одурачившему добрую Волшебницу, по неопытности поверившую в бескорыстие принца, волей Судьбы потерявшего на родине право престолонаследия. К тому же, дамы здраво рассудили, что у них и без Гармагера хлопот достаточно и им недосуг тратить свои силы на то, чтобы ублажать амбиции заурядного послушника Хионы, в свое время не пожелавшего принять от нее в качестве подарка акт мистического Преображения.

… Зима на Плато выдалась на редкость суровой. Мужчины выбивались из сил, стараясь обеспечить едой полторы сотни голодных ртов. Женщины, проклиная все и вся, пытались утихомирить своих одичавших маленьких оборванцев, рыскающих повсюду в поисках еды. Достаточно было одной просьбы, одного молчаливого поклона в сторону Правителя, и он создал бы всем райскую жизнь. Но дамы не только не желали этого делать, они даже не предупредили мужей, что на Плато есть Хозяин.

Месяца через три после прибытия в долину людей, Гарм, так и не дождавшись ни почтения, ни уважения, потерял к ним всякий интерес. Однако он твердо решил позаботиться о ребятишках. Для них он устроил в горной расщелине, укрытой от ветров гигантской скалой, густые заросли сладких ягод, а в одной из труднодоступных лощин пасеку, строго запретив пчелам жалить маленьких изголодавшихся охотников за медом.

– Не помирать же этим маленьким зверятам от истощения только потому, что у их мамаш в голове вместо