хранил больше тридцати лет. И, как бы ни было тяжко все эти годы, даже медной полушки из него не присвоил!

— Мелкие шинкари, наркотой по мелочи барыжили. Один, вроде Леха, у второго Сивый погоняло. Точнее не скажу — сам не курсах… — добавил Колыван подрагивающим голосом.

— Знаю таких, — кивнул Махмуд. — Еще те полудурки.

— Зажмурили бедолаг, — произнес Стас.

— Туда им и дорога! — Али-Баба задумчиво смотрелся в свое искаженное изображение в лезвии ножа.

Все, что он хотел узнать от «языка», он уже узнал. Все его подозрения подтвердились — эта шайка приехала в Нахаловку именно по его душу и на поиски пропавшего общака. И дальнейшая судьба пленника уже была предрешена.

— Дед, может, отпустишь уже меня? А? — слезно попросил Колыван. Ну, не нравилось ему настроение старого уркагана. — Разойдемся краями? А про мизинец я уже забыл… — продолжал уговаривать Махмуда Стас. — Было и было… Я не в обиде…

— Конечно, отпущу, — неожиданно для Колыванова произнес старик, резким ударом загоняя тесак точно в сердце Колыванова, одновременно зарывая ему рот рукой. — Лети свободно, голубь сизокрылый… Нету таперича над тобою закона…

Стас засучил в конвульсиях связанными ногами, но с каждым мгновением его потуги становились все тише и тише. Наконец он вздрогнул в последний раз и обмяк, уронив голову на грудь. Таджик прикрыл ему широко распахнутые глаза, «смотрящие» на убийцу с немым укором, выдернул из груди мертвеца нож, и тщательно вытер его о рубашку.

— Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут! — процитировал он цитату Христа из Евангелия от Матфея, которое перечитывал в последнее время. — Золотые слова! Не хуже, чем «глаз за глаз»…

В закрытую дверь подвала в это время кто-то негромко постучал. Старик, взвесив протертый нож в руке, поднялся по ступенькам к двери и спрятал оружие недавнего убийства за спиной.

— Какого шайтана? — произнес он в дверь.

— Бать, ты чего заперся? — Послышался с другой стороны недоумевающий голос Валька.

— Ты один, Валька? — бросил в замочную скважину старик.

— Один…

— Заходи. — Махмуд отодвинул задвижку и резко распахнул дверь, пропуская пасынка в подвал. — На пороге не стой! — Поторопил он его. — А то не дай — Глашка припрется!

— Не припрется, — буркнул Валек, за спиной которого старик вновь запер дверь, — дрыхнет она еще после утренней дойки. А ты чего?… Ох ёп… сель мопсель! — выругался он, обнаружив бездыханный труп Колывана, примотанный скотчем к стулу. — Ты когда успел этого бедолагу зажмурить?

— Таких бедолаг по наши с тобою души целая бригада из города нарисовалась, — ворчливо поставил пасынка в известность Махмуд. — За Бурятом пришкандыбали, как я и предполагал! Сейчас у Катьки в тошниловке наливаются, а этого хлыща городского ко мне Борька припер. Сказал босоте, что Бурят у меня…

— Мля! — Вновь не сдержался Валек, наступив на кусочек отрубленного мизинца и едва не поскользнувшись на пролитой крови. — Ты его пытал, что ль, бать?

— А как я, по-твоему, информацию добывать должен? — Возмутился старикан.

— Бать, ну, почему в одного-то? Те сколько лет? Не молодой ведь уже! — накинулся на него с упреками Валек. — Забыл, как спину тебе скручивало, что не разогнуться? А этот битюг вона, какой упитанный!

— Не нагнетай, сына! — прикрикнул на пасынка Махмуд. — Его Борька сюда заволок…

— Ну, ты, бать, как учудишь че-нить, то хоть стой, хоть падай! — Рыпнулся напоследок Валек. — Мог бы, и подождать… Чего узнал хоть?

— О чем я вам столько времени талдычил, дуралеям? — риторически произнес старик. — Вити Бульдозера эта шантрапа, как и Бурят. По мою душу объявились шайтаны… — произнес таджик. — Ну, вернее, не совсем по мою… — слегка «помявшись», наконец решился он открыть так долго хранимую тайну. — Общак воровской им нужен — наследие покойного Семена Метлы…

— Погоди-ка, — удивленно вскинул брови Валек, — это не того ли самого Метлы — союзного законника, которого свои же и завалили?

— Какие они, к демонам, свои? — возмущенно прошипел таджик, потирая рукой ноющую грудь. Старость — не радость. После такого напряга сердечко екало. — Натуральные черти! Ни понятий не соблюдают, и законов воровских не чтут! Мочить их надо, Валька! Только мочить!

— Ага, и обязательно в сортире, — едко произнес Хлыстов. — Так чего с общаком-то, бать?

— Здесь он, в Нахаловке, — волнуясь, наконец-то открылся пасынку старик. — И я его бессменный хранитель… Вот уже тридцать лет…

— И три года… Я понял.

— Стар я Валька, — продолжил свою исповедь бывалый уголовник. — Хреновый из меня стал хранитель воровского блага. Не уследил… Местные торчки, «дружки» Тимохины — Сивый и Леха, нычку распотрошили, — с горечью в голосе произнес он. — Проверить надо, осталось ли вообще чего… А цацки приметные в городе всплыли… — Старик говорил тяжело дыша — изношенное сердце щемило все сильнее и сильнее. — Кое-что к Бульдозеру попало, вот он и отрядил свою верную торпеду — Бурята, чтобы разведал. Похоже, Витюша до сих пор себе простить тот облом с общаком не может — ткнул его пахан носом в дерьмо! Даже мертвым ткнул! — торжествующе воскликнул Али-Баба. — Ведь Бульдозер Метлу только из-за этих бабок проклятых и порешил… Ох! — Старик посерел и покачнулся, схватившись за верстак. — Чертово здоровье…

— Ну-кась, мля, герой, — Валек подхватил отчима под руку и оттащил в угол подвала, где столи еще несколько стульев, — садись! Раздухарился он, понимаешь! Молодость в жопе заиграла? Сейчас… — Хлыстов метнулся к верстаку, где заметил аптечку. Поковырявшись в ней, он вытащил блестящий блистер и вылущил из него пару таблеток, которые, подбежав к старику, засунул в рот. — Рассасывай, давай! И в следующий раз без меня даже не думай в одинокого отморозков зажмуривать!

— Мне показать тебе надо… А то откинусь… — Махмуд все порывался встать на ноги, но Валек его резко осадил:

— Сейчас лекарство подействует и покажешь! Откинуться он собрался! Ишь! Пока всю приезжую кодлу под дерновое одеяльце не загоним — чтобы и не думал даже на тот свет собираться! Я еще на твоих поминках погулять вволю хочу!

— Кхе! — Чуть не подавился таблетками от шутки пасынка старик. А затем весело