А Закари смотрел.

Смотрел, как двигалось под водой ее белое прекрасное тело. Смотрел, как она вынырнула, как ее волосы темным веером легли на блестящие от воды и масла плечи.

Во рту у него пересохло.

«Завтра, — решил Закари, — я скажу ей завтра. Зачем портить вечер?»

Не отводя от нее взгляда, он снял ботинки и быстро разделся. Как только он вошел в воду, Эффи прильнула к нему всем телом, приветствуя его жадным поцелуем. Его руки двигались по ее груди, ее ноги обвивали его талию. Он ушел с головой под воду — она нырнула за ним. Когда оба снова оказались на поверхности, она смеялась, и он смеялся тоже.

Смеялся так, как никогда раньше.

И тогда Закари понял слова Аарифа. Впервые перед ним блеснуло будущее, где, несмотря на стресс и напряжение, несмотря на груз ответственности за королевство Адамас, он всегда мог вернуться домой — к любви, смеху и страсти, к тому, чтобы быть собой.

Чтобы просто быть.

Он сможет справиться с любым вызовом, брошенным ему судьбой. Если у него отныне будут вечером эти несколько бесценных часов с Эффи.

Легкий пар поднимался вокруг них.

Ее руки, скользнув по его груди, опустились ниже, исследуя его тело, ставшее невесомым в воде. И Закари чувствовал, что он знает теперь, как расслабиться, как отключиться от мира, который постоянно подавал ему команды.

Эта женщина стала его наслаждением.

Когда они вылезли из воды, Эффи вся дрожала. Закари завернул ее в полотенце, отнес на постель и начал тщательно, дюйм за дюймом, растирать ее тело, пока она снова не согрелась. А потом, лежа рядом, он долго шептал ей, как она прекрасна, надеясь оттянуть приближающееся утро.

Ее кожа была мягкой и слегка пахла мылом. Ее волосы, все еще мокрые, скользили по его груди, когда она спускалась поцелуями по его телу все ниже и ниже. Пока, наконец, ее руки не сжали его бедра.

Впервые за долгое время Закари расслабился. Расслабился и наслаждался. Потому что он знал, что и она наслаждалась тоже. Потому что с Эффи не было никакой спешки, никаких сравнений. Его пальцы вплелись в ее волосы, ему захотелось совсем отдаться этому наслаждению и принять облегчение, которое она ему предлагала. Только он не мог…

Алмаз Стефани напоминал, что их брак должен быть совершен. Долг превыше всего.

— Иди сюда.

И алмаз Стефани был на время забыт.

Закари уже в который раз напоминал себе, что это его долг. Ему все равно придется забрать у нее алмаз, только тогда можно будет считать, что их брак совершился.

Но должен ли он?..

Уже который раз задавал он себе этот вопрос. Через несколько минут взойдет солнце, начиная свой новый день, требуя заняться делами.

Но как ей сказать об этом? Может, надо было открыть правду еще тогда, в пустыне?

Закари мучила совесть Эффи не осмелилась бы спорить с королем — она бы не отказалась отдать ему алмаз. И даже если бы она вышла за него замуж из чувства долга или из-за возможной беременности, она все равно отдала ему свое сердце еще до свадьбы — а значит, вчерашняя ночь не была необходима.

И все же она была!

Он хотел ее, хотел этой превосходной, ничем не омраченной ночи еще до того, как сказал бы Эффи правду.

— Закари? — Она вышла за ним на балкон. Ее рука опустилась ему на плечо, теплые губы коснулись спины. — Пойдем в постель. Здесь так холодно.

Насколько легче было бы поддаться ее уговорам, заняться любовью. Как бы ему хотелось забыть и про рассвет, и вообще про все и продлить их время! Но избежать этого было нельзя. Скажет он или нет, все равно ей сегодня все станет известно.

Над горизонтом, медленно насыщаясь шафрановым цветом, появилась оранжевая полоска, в воздухе зазвучали резкие крики птиц, в небо стремительно взмыла темная тень.

Закари никогда не любил соколиную охоту.

Этот традиционный вид спорта совсем не привлекал его. Конечно, если было необходимо, он принимал в ней участие И все же, когда он смотрел, как пернатый хищник кружит над своей добычей, так высоко, что бедная жертва ни о чем и не подозревает, его, словно ребенка, начинала бить дрожь. Подростком он бодро улыбался отцу, хотя внутри него все вздрагивало, когда птица-хищник начинала свое падение, а потом возвращалась, неся в когтях окровавленную добычу.

Сейчас он сам чувствовал себя этим хищником. Кружащим над своей жертвой.

Его маленькая серебристая птичка невинно улыбалась ему, когда он повернулся к ней, чтобы сказать правду.

— Есть кое-что, — начал Закари, — о чем ты должна знать. Уже сегодня об этом будет сделано сообщение.

— О чем? О нас? — попыталась догадаться Эффи.

— Это стало известно только вчера, — продолжал Закари. — Сегодня в новостях будет объявлено, что пропавшая половина алмаза Стефани найдена.

Ее глаза расширились.

— Она была потеряна?

— Алмаз заменили фальшивкой, и оба королевских дома поклялись сохранять это в тайне. Но без него не могла бы состояться коронация принца Александра.

— Так, значит, теперь она состоится?..

Закари покачал головой:

— Нет. Теперь эти алмазы будут в одной короне. Наследство короля Кристоса снова станет единым.

— Не понимаю…

— Пропавшая часть у меня. — Голос Закари был хриплым, глаза избегали ее взгляда. — Это означает, что я буду править обоими островами.

— Ты… — Эффи несколько раз моргнула. Наконец улыбка осветила ее лицо — такая обворожительно прекрасная, как восходящее солнце. Как она была рада за него! — Закари, я так горжусь тобой! Я сделаю все, чтобы поддержать тебя…

С каждым словом Эффи его задача становилась все труднее. Ее вера в него была так безгранична!

— Как это случилось? — спросила она. — Как он был найден?

Закари коснулся пальцами кулона на ее груди.

— Это… — Он с трудом сглотнул. — Это и есть алмаз Стефани… Его пропавшая половина.

Эффи рассмеялась:

— Не говори глупостей! — Она была единственной женщиной, которая могла сказать это королю и остаться безнаказанной. — Я же тебе говорила, что это кулон моей матери. Он ничего не стоит. Должно быть, это вообще стекло.

Закари покачал головой:

— Нет. Это тот самый камень, который я так долго искал. Я бы не мог ошибиться.

— Но как, скажи на милость, у моей матери могла оказаться такая ценная вещь? Она же была простой горничной… — Заметив, как дрогнули его губы, Эффи нахмурилась. — Моя мать не была воровкой!

— Вор и не добрался бы до камня. Это королевские драгоценности, к ним могли иметь доступ только члены королевской семьи. И то не все.