Ронан проглотил куриные наггетсы, хот-дог, еще один молочный коктейль, сэндвич с жареным мясом, корн-дог и немного жареной бамии[1].

– Может, пора перестать делать вид, что тебе нужна еда? – мягко спросил Брайд.

Ронан опустился на сиденье. Еда тяжким и бессмысленным грузом осела внутри.

– Умираю с голоду.

Брайд замер у входа в кабинку.

– Что ты чувствуешь?

– Да брось.

– Возможно, ты и не способен ощутить силовую линию, но можешь почувствовать, что случается, когда ты, Грейуорен, вдали от нее. И все же предпочитаешь притворяться, что тебе нужен чизбургер. Оглянись вокруг. Посмотри на себя. Мы бежим из-за твоих колес, и вот к чему ты пришел. Вас не двое. Грейуорен, ты вообще понимаешь, что это значит?

Ронан догадался, что они добрались до сути урока. Вот почему Брайд захватил зебегаловку, истратив один из своих драгоценных шаров. Парень не знал, что означает «Грейуорен», но понимал, что нечто важное. Этим именем его окрестил Кабесуотер – первый лес, который он создал при помощи магии снов. Нынешний лес Линденмер звал его так же. Даже покойному отцу каким-то образом было известно это имя. И Брайд тоже знал, что это имя принадлежит Ронану.

Он не понимал, чему конкретно должен научиться, поэтому угрюмо уставился в никуда.

Брайд ткнул Ронана пальцем в челюсть, привлекая внимание.

– Защитник и страж – вот кем ты должен быть. Король и в то же время пастырь. Но взгляни на себя, ты болен ненасытным обжорством. Вас не двое. Твое бодрствующее «я» не может игнорировать потребности «я» сновидящего, потому что они одно целое. А теперь ответь мне. Что ты чувствуешь на самом деле?

Мужчина указал на ухо Ронана.

Крайне медленно Ронан поднял руку и прижал палец к уху. Когда он отнял палец, кончик оказался покрыт черной слизью.

Ночная грязь.

Он изголодался не по еде. Он изголодался по силовой линии. Он изголодался по снам.

– Почему всегда я? – спросил парень.

– Я только что тебе объяснил, – ответил Брайд.

Ночная грязь одолевала Ронана гораздо чаще, чем Хеннесси. Такое случалось, если он долгое время ничего не приносил из снов, словно в наказание за неисполнение того, для чего был создан. Но также она приходила, когда он слишком отдалялся от силовой линии, как будто пресекая его попытки жить другой жизнью, для него не предназначенной. С каждым появлением черной слизи требовалось все меньше и меньше времени, прежде чем его самочувствие ухудшалось, и, по-видимому, все меньше и меньше времени, прежде чем она в итоге его прикончит.

– Мне становится хуже, – пробормотал он.

– Да, – сказал Брайд.

– Тогда зачем вообще со мной возиться?

– Потому что дело не только в тебе. Некогда этот городок в горах был полон энергии силовых линий. Ты видел реку, вдоль которой мы проехали десятки километров, ту, на чьем берегу стоит этот город? Она должна быть полна энергии. Это место могло стать затерянным в горах прибежищем сновидцев. Но оно исчезает, как и весь мир. Дышит все медленнее и медленнее, и никто не прислушивается, чтобы заметить, как оборвется его пульс. Полагаю, некому. Мало кто умеет слушать.

Хеннесси подала голос:

– Погоди. Не поймите меня неправильно, я любитель надирать задницы, менять имена и все такое, но если мы все в перспективе собираемся отдать концы, потому что мир умирает, то зачем спасать кого-то от Модов? Это что, такой вид спорта?

– Не для меня. – Брайд продолжал нависать над Ронаном. – Что ты чувствуешь?

– Я не могу. – сказал Ронан. – И никогда не смогу. Только не тогда, когда бодрствую.

– Не тебе меня учить. Особенно сейчас, когда ты истекаешь черной слизью. Я знаю об этом побольше тебя. – Сквозь огромные стеклянные окна взгляд Брайда блуждал по деревьям, окружающим парковку. Мужчина прищурил глаза, кожу на его лице покалывало от всех тех качеств, что сочетал в себе Ронан: чувство интуиции, осознания, но неумения, умения, но незнания. Затем Брайд спросил:

– Хотите знать, чем я раньше занимался?

Хеннесси и Ронан переглянулись.

– Я спасал не сновидцев, – сказал Брайд. – А силовые линии.

«Это хорошо», – подумал Ронан. Глубоко внутри он ощутил умиротворение, даже несмотря на смятение, вызванное ночной грязью. Хорошо. Лучше, чем он надеялся. Да, то, что надо. Когда-то давно Ронан помог пробудить одну-единственную силовую линию, проходящую под его лесом. Он не знал, чего именно хотел от Брайда, пока тот не произнес этих слов.

– И от чего ты их спасал? – спросила Хеннесси.

Брайд рассмеялся. Этот смех, сдержанный и хитрый, напоминал его улыбку.

– Каждая подключенная машина, каждое черное полотно дороги, каждое нагромождение городских окраин, каждый гудящий телефон. Душат их и разрушают, заглушают и угнетают. Можешь представить себе мир, в котором можно грезить где угодно?

– Боже, – произнесла Хеннесси.

Ронан почувствовал, как жидкость стекает по шее, и прижал ухо к плечу.

– Тогда почему мы этим не занимаемся?

– Из-за вас, – просто ответил Брайд. – Это не игра для безрассудных. Не развлечение для тех, кто ложится спать и приносит с собой все, что ему взбредет в голову. Это дело, которое требует контроля, а в данный момент у вас двоих его практически нет. Взгляни на свое лицо, Ронан. Чувствуешь, как внутренности превращаются в грязь? Ваша единственная задача сейчас – перестать лажать. Потому что в настоящее время для вас это проблема.

– Эй, – сказала Хеннесси. – Я ценю критику, но, по-моему, достаточно.

Брайд махнул рукой.

– Как думаете, почему мы здесь остановились? Когда вы двое грезите, последствия этого сказываются на каждом сновидце, живущем слишком далеко от силовой линии. Вы не задумывались, что могли убить кого-нибудь своим легкомысленным желанием погрезить? А может, ты выдернул энергию линии из-под сновидца, который нуждался в ней больше, чем ты? Или кто-нибудь умер от ночной грязи из-за глупой игрушки, принесенной тобой из сна?

Такое вполне могло случиться. За много лет Ронан приснил огромное количество немыслимых вещей. Живых существ, шумных машин. Невероятный лес. Брата. Сейчас он был не в состоянии слишком долго об этом раздумывать. Только не теперь, не когда черная слизь пожирает его изнутри. В любом случае, чувство вины было его извечным спутником.

– Нельзя скрыться от последствий того, кто ты есть, – сказал Брайд. – Не стоит надо мной смеяться, Хеннесси. Как думаешь, сколько энергии потребовалось, чтобы вытащить на свет Божий всех тех девушек с твоим лицом? Безалаберность здесь неприемлима. Вы уже не дети.