– Соври, но так будет дольше.

– Ты не отстанешь?

– Нет.

Во мне сейчас два желания: послать его ко всем чертям и остаться со своими; и поехать с этим мужчиной, что пахнет дымом и занимает мои мысли, заставляя окунуться в прошлое.

Ждет, не говорит ни слова, не давит, под его крепкими ладонями становится тепло плечам, пульс учащается, облизываю губы. В голове мелькнула идея, что не Васа, а этот мужчина сможет мне помочь сделать новые документы, надо только выбрать правильную тактику и рассказать, какая я несчастная.

Почему-то от мысли, что я буду ему врать, стало паршиво.

– Хорошо, поехали.

Нет, совсем ничего хорошего, в груди скребет предчувствие, что те события, что были со мной, покажутся легким приключением.

Глава 15

Покровский

– Так, сидишь на своей попке ровно и никуда не дергаешься, парни за тобой присматривают. Ты меня поняла? И чтоб без фокусов.

Алена плачет в трубку, разбираю лишь слова «бесчувственный» и «несправедливо». Ой, да вот вообще наплевать на мнение пусть хоть восемнадцатилетней, но соплячке, которая решила, что влюбилась.

Не слушаю дальше, отключаюсь, путь посидит в загородном доме, подышит свежим воздухом, ей будет полезно проветрить мозги и подумать о том, что дальше жить надо думая головой.

Арина рядом сидит молча, вроде бы смотрит в окно.

– Значит, у вас, Тихон Ильич, хобби такое – спасать девиц и сажать их в крепость под замок?

– Типа того.

– Интересный вы.

– Можно на «ты», вроде как я все татухи твои видел.

– Не все.

– Значит, еще не все.

Девушка смотрит на меня, в полумраке салона автомобиля у нее черные глаза, а я хочу ее снова поцеловать. Интересно, о чем она думает? О том, какой я взрослый дяденька, кретин или что совсем крышей поехал? Я бы сам о себе так думал.

– Сколько тебе лет?

– Совершеннолетняя, а тебе?

– Сорок два.

– Солидно.

– Сам в шоке. Пойдем, приехали.

Выйдя на улицу, Арина подняв голову, рассматривает высотку, тут моя городская квартира.

– Нам, конечно, на последний этаж?

– Нет, предпоследний. Вадим, в девять жду, проконтролируй парней, чтоб не лажанулись, как это у них бывает.

– Хорошо. И, Тихон Ильич, вы это, поаккуратнее с ней, не внушает она доверия, мутная.

– Спасибо, Вадим.

К черту, надо всех наказать, чтоб не лезли с советами. Арина хмыкнула, но сделала вид, что не слышала, пошла за мной через холл к лифту. По выражению ее лица можно понять, что она не понимает, зачем я тащу ее в свою квартиру, да я и сам понять не могу. Это сродни тому, что я нашел на улице бездомного котенка, он исцарапал руки, но все равно хочу напоить его молоком.

– Проходи, прямо кухня, слева ванная, правее по коридору комната.

Снимаю пальто, бросаю ключи в стеклянную вазу, прохожу в гостиную, отвечаю на звонок.

– Слушаю.

– Короче, дела не очень. Губернатор мутит свои дела, мы ему не указ и не закон, решил, что он сам справится с Саидом, а тому это все на руку, два клуба – это только начало, Макаров обещал ему полную протекцию. Того и гляди целоваться начнут, а губер примет ислам.

Савелий на ночь с плохими вестями, на заднем плане шум, звон посуды, женский смех, музыка.

– Ты уверен, что так все серьезно и его нельзя переубедить? Никто этого еще не пробовал и тем людям, что его здесь поставили, это может им не понравиться. Они сами в курсе всего, что намечается?

– Пока не знаю, сейчас ужинал с его помощником, он такой радостный, потирает руки, в глазах нули, и это не миллионы.

– Я сам с ним поговорю, договорись о встрече. Можно, конечно, прийти к нему и открыть дверь ногой, но у нас ведь не лихие времена.

– С ними иногда так и надо, ты слишком лояльный.

– А кто мне сегодня говорил на все закрыть глаза и со всем согласиться? Не ты ли, Сава?

– Я к тому, что иногда нужно быть гибким и не прогибать мир под себя. Ты с той шлюшкой? Да? Угадал? Она дерзкая, если тебе не даст, обещаю ее наказать.

Чуть повернув голову, наблюдаю, как Арина, сняв куртку и налив стакан воды, сидит за столом, рассматривает картину, что висит на стене. Копия Моне «Вечер в Венеции» – кто-то подарил, уже не помню.

– Я потом накажу тебя, все, отбой, сделай, что я сказал.

Расстегивая верхние пуговицы рубашки, закатываю рукава, достав из бара бутылку коньяка, прихватив два бокала, сажусь напротив, разливаю. У нее очень красивые волосы и кожа, а еще веснушки. И ресницы дрожат. Тонкая шея, выпирающие ключицы, и стебли роз с острыми кровавыми шипами опутывают руку.

– Ты ела что-нибудь?

– Слушай, это все прикольно, даже мило, ты привел меня в свой дом, спрашиваешь, голодна ли я, зачем такие сложности?

– Но ты ведь поехала.

– Я поехала, чтоб ты отстал.

Она нервничает, кусает губы, отворачивается, трет виски, снова смотрит на меня.

– Но я ведь не отстану.

– Я пойду. Мне нечего сказать, кроме того, что уже сказала. Я не представляю опасность для благополучия граждан этого города, я не совершаю никаких противоправных действий.

– Где твои документы?

– Украли. Да, вот так бывает, просто украли.

– Бар?

– Я там работаю, Виссарион взял без всего, посоветовал жилье, платит.

– Повезло, да?

– Да, мало встретишь добрых людей. Очень мало.

– Сейчас что-нибудь приготовлю, сам не ел целый день. Пельмени будешь?

Не хочу нагнетать и усложнять обстановку, пусть просто сидит рядом и сочиняет любые сказки, потом все проверю. Сто лет не варил пельмени, но тут разучиться сложно, хорошо в холодильнике они есть, а еще овощи, выкладываю все это на стол.

– Режь салат, потом договорим.

– Я не хочу.

– Хочешь.

– Тебя странно видеть с поварешкой, – Арина все-таки моет овощи, встав рядом, берет нож, режет огурец, я закидываю в кипящую воду пельмени.

– Меч был бы лучше, я помню, но я не рыцарь.

– Это заметно, ты похож на викинга.

– Даже так?

Удивленно смотрю на девушку, а ведь в школьные годы сам увлекался всеми эпосами и сказаниями о них. Это сейчас сериалы, фильмы, а тогда только твоя фантазия и книжка.

– Да, есть немного.

– Откуда такое впечатление?

– В детдоме в библиотеке книжка была… Вот черт!

Арина дергается, бросает нож, вдвоем смотрим, как кровь льется на разделочную доску. Сам беру ее руку, тяну под струю воды, а потом, зажав рану, смотрю в серо-голубые глаза девушки.

– Детский дом?

– Дай я сама, все нормально.

Не отпускаю, продолжая зажимать рану,