— Что, устала, твоя милость?

Разогнав всех местных и выставив караул, я сидел на кресле посреди зала, ожидая, когда вернется беглянка. Большая дверь была прикрыта, отрезая холодный воздух, не позволяя ему попасть в дом. В помещении пахло свежей соломой, настеленной на обработанные полы. Все это придавало уют, но никак не успокаивало злости. Хотелось отшлепать вредную девицу за самовольство и обман. Ченни едва ли не полчаса, заламывая руки и подвывая, упрашивала никого не отправлять в лес, обещая, что Анна вернется сама. Я бы не послушал старуху, уверенный, что ей не место ночью одной на подобных прогулках. Тем более, когда леса кишат разбойничьими шайками. Но местные мужчины присоединились, пообещав, что она вернется невредимой.

— Все равно вам ее не найти в темноте, — тихо сказал пожилой конюх, спокойно и уверенно отвечая на мой раздраженный взгляд.

— И вы не переживаете за ее благополучие? Так спокойно все стоите и смотрите на меня, ничуть не опасаясь, что Анна может не вернуться?

— Она не вернется, только если сама не захочет. А за ее благополучие, как вы выражаетесь, мы больше здесь переживаем, нежели в лесу.

Вполне понятно, что требовалось время, чтобы люди поверили мне и привыкли к новым устоям жизни. Тем более, что воплотить все мои идеи мгновенно тоже не получалось, но это нервировало. Почти также, как маленькая женщина одна в темном лесу.

Признаться, я отчего-то ожидал, что она войдет через центральную дверь, и несколько удивился, услыхав шорохи со стороны кухни.

Стараясь двигаться бесшумно, я прошел по залу, замерев у полуоткрытой двери в кухню.

— Злобные феи! Похабные вредные создания! — злое тихое шипение и легкий плеск воды подтвердили мою догадку. Анна вернулась.

Толкнув дверь, уже почти растеряв всю злобу, с интересом лицезрел занимательную картину. Сидя на стуле в шаге от тлеющей печи, задрав юбку до колен и сунув грязные ноги в таз с водой, сидела беглянка, пытаясь мокрой тряпкой смыть черную грязь с кожи. Грязные чулки и ботинки валялись рядом.

— И как прошла прогулка? — девушка замерла, а потом медленно подняла огромные глаза, под которыми залегли темные тени. Даже в красноватом свете печи было видно, что она невероятно измотана. Волосы, оказавшиеся довольно длинными, растрепались и были утыканы мелкими веточками, руки мелко дрожали. Только губы ярко горели на лице, словно их искусал ветер.

Приготовившись к привычному для Анны резкому ответу на грани атаки, я был обескуражен, когда ее нижняя губа задрожала, а девушка резко прикрыла лицо руками.

— Как я от вас всех устала, — тихий всхлип. Узкие плечи дрогнули. Мне на какое-то мгновение стало даже стыдно и возникло непреодолимое желание уложить девушку в постель, укрыв теплым одеялом. Может, я и в самом деле перестарался с контролем? Но пока нет хозяйки земель и баронской короны, даже с подписью короля мое положение здесь не может считаться полновластным.

— Почему ты рыдаешь? Я не поднимал на тебя руку, — притянув табурет, я присел напротив, ожидая, пока девушка успокоит истерику.

— Просто устала. Устала от всего. От мора, от смертей. От холода, когда зимой не хватает дров и приходится отапливать только одну комнату. От страха, что завтра не наступит. От страха, что оно все же придет и будет еще тяжелее, чем сегодня… — не отнимая ладоней, прошептала Анна так тихо, что едва разобрал слова.

— Но я же обещал, что теперь все будет иначе. Дров у дома столько, что на полгода хватит, а если надо — завтра отправлю еще людей. Треть полей уже вспахана, хоть завтра засевай. Обозы с запасами пришли. На днях парни отправятся на оленя охотиться…

— Я знаю! — злой взгляд затравленного зверя, слезы и тонкие дорожки на запыленных щеках. — Я все знаю. Но я не верю!

— Поэтому не сказала, что нужно уйти?

— А вы бы отпустили? Или в придачу десяток мужчин приставили, чтобы, ненароком, не упустить баронессу из лап?

— Она обряд проводила? Да ведь? — проигнорировав вспышку, спросил у девушки. Анна не стушевалась, только выше подняла голову, приходя в себя. Теперь она была готова защищаться, а у меня отлегло от сердца. Было неприятно и немного не по себе видеть такую сильную женщину в слезах.

— Она.

— Ну так как я мог бы отпустить тебя одну?

— Ну так как же я могла сказать? — также вздернув бровь, иронично спросила она, вытирая ладонью слезы со щек.

Мы помолчали, упрямо глядя друг другу в глаза.

— Ладно, смысл в этом есть. Но могла бы ты организовать мне хоть разговор с вашей миледи?

— Зачем? — подозрительно сощуренные глаза выдавали все мысли Анны по этому поводу.

— Нужно выяснить про местных духов и как нам с ней дальше существовать. Кажется, она разумная дама, может, нам бы и удалось договориться.

— Договориться? Она как собака на цепи в этих землях после свадьбы и даже родителей повидать не может. А вы договориться хотите? Что вы ей можете предложить?

— Соседние земли тоже наши. Правда, Сигед сперва не желал подписывать права, но все же теперь — это моя земля. Мы можем решить с миледи все миром. Она номинально останется править в этих местах. Но под моим контролем, а не под властью Сигеда.

— И вы не станете, как это принято, тянуть ее на брачное ложе, дабы закрепить права? Не станете требовать наследника или что там еще? — с неверием и злой усмешкой вопросила Анна, опустив голову и вытирая ноги сухой тряпкой. Я тоже опустил взгляд, поражаясь, какая тонкая и белая кожа у этой женщины и какая маленькая нога.

— Я точно не стану. Мне нет нужды применять силу. Конечно, ее милости придется выбрать себе супруга. И выбрать кого-то из моих людей, но это будет по ее воле.

— Так в чем разница?

— Возможность выбора. И контроля за тем, что здесь происходит. Кроме того, женщине, как мы видим, не просто управиться с этой землей. Ей нужен мужчина.

— Что ж, я передам ваши слова ее милости, — Анна встала, бросив тряпки на табурет таким величавым движением, словно сама была графиня, не меньше. Я тоже поднялся, глядя на отблески света на ее лице.

— Передай. Но если для этого тебе еще раз предстоит шастать по топям ночами — лучше сразу приготовь свой пышный зад. Отшлепаю, — произнеся последнее слово, увидел, как темные зрачки расширились от удивления, а рот чуть приоткрылся. Не давая Анне опомниться, нагнулся ближе, вдыхая сырой запах мха, фиалок и теплого дыхания, впиваясь в горячие, красные губы. Мне досталось всего мгновение, пока Анна не вырвалась, опрокинув стул и чудом не угодив в таз с грязной водой. Замерев в паре шагов, девушка вдруг запустила ладони в волосы, с какой-то обидой громко запричитав:

— Да что за день такой! Каждый облапать норовит. Что вам всем нужно-то… Сперва этот крылатый, теперь… — словно опомнившись, девушка подняла горящий гневом взгляд. — Не смейте меня трогать! Мы так не договаривались.